Сложно скрывать отношение к доброму дяденьке который, пожалев сиротку, угощает ее спелыми грушами и, взглянув на ее исцарапанные коленки, думает как было бы неплохо их раздвинуть пошире. А понимать, что дяденька действительно добрый и не то что реализовать такие мысли, а даже самому себе признаться что он это подумал, не рискнет — не слишком ли многого мы хотим от ребенка? Ее и от притворной доброты и жалости всех этих бабушек чуть не выворачивало.
К тому же очень быстро выяснилось, что ее прямого взгляда не выдерживает не только человек — цепные кобели от него хвост между ног засовывают. И Инга начала бездумно такой возможностью пользоваться, а зря — в замкнутом обществе практически невозможно ничего скрыть, так что, шепотки пошли и очень нехорошие. Тем более что и сильные желания ее тоже довольно легко сбывались. На тех, кто ее дразнил, неприятности посыпались как из рога изобилия и, если в другом случае это осталось бы без внимания, то «по совокупности заслуг» — ярлыки «дурной глаз» и «ведьма» смотрелись не пустым злословием.
Так и прошло пять лет жизни. Двенадцать — очень неприятный возраст, такое впечатление, что попала на черную полоску, да и пошла вдоль. А ведь для других это время полно совсем других, куда как более радостных переживаний. Ведь именно в это время родители начинают сговариваться о будущих свадьбах, потом остается подождать только годка два-три, приписать еще парочку несложно, кто там их считает. А для Инги замужество было единственным шансом вырваться из этого ада, пусть и в точно в такой же, но там пребывать ей предстояло уже в новом качестве и строить все заново, что давало хоть какой-то шанс.
Вот только парней подходящего для нее возраста в их селе не было, да и если бы были… Но тетка с дядей постарались от души — Михась даже ей нравился, и ростом, и неспешным основательным отношением к жизни. Нравился… ровно до того момента когда они с отцом, наряженные во все лучшее, не заявились в ее дом — сговариваться. Молодежь же, как водится, пошла свои разговоры разговаривать — на качели.
Даже сейчас стыдно вспомнить, как замирало сердечко в предвкушении изменения судьбы, от неведомого. Как бегали мурашки по спине от завистливых взглядов, когда на нее смотрели все, от соплячек до бабок, КАКОГО парня отхватила себе эта пришлая ведьма!
А волновалось сердечко не зря. Михась вместо всяких глупых нежностей, деловито сообщив обомлевшей «невесте» что все уже решено и через два с половиной года осенью свадьба, так же деловито и без особых любезностей охватил, будто железным кольцом рук, да и начал щупать свою будущую собственность — как поросенка при покупке. И если эту его неумелую грубость еще и можно было потерпеть, все же два года впереди, глядишь и научится, как с женщинами обращаться. Хотя от его руки, шарящей под юбкой, по всему телу побежала волна подергиваний — прям как у лошади, но стерпеть было б еще можно, да этот медведь грубо сдавил второй лапой и без того жутко болевшую грудь…
