У нас на Руси даже избы устали от несчастий и бед нескончаемых.
О, брат подгулявший, подвыпивший мой, с бутылью водки иль пива в руках, а кто их защитит, кроме тебя, кроме меня, кроме нас? А у нас руки заняты бутылью… А мы дрянную, убийственную водку попиваем…
Увидел я, родной мой русский брат, палые плетни, рухнувшие в несметную, победную траву… лежат, как ребра изломанные наши… Да!..
…Брат мой, русский! русич! русак! росс! Тут-то, в тульском поле, и пронзила мое сердце Золотая Игла! Или это древляя, кочующая со времен Чингисхана Золотая залетная Стрела залетела мне в сердце? Боль тончайшая, молниеносная…
Я вначале решил, что это инфаркт — от него нынче полегло и ложится в землю довременно множество русских человеков.
Брат, это мы, твои родные русские братья, сестры, отцы, матери, жены, деды, убитые во чреве младенцы досрочно ложимся в нашу землю, уже уставшую нас, хладных, застывших досрочно, принимать…
Земля наша ждет наших работных, потных рук, а приходят хладные, бездельные, пианые тела наши, которые — Прости Господи! — и на удобренье даже не годятся.
Земля-то наша за тысячу святых, крещеных лет привыкла принимать воинов горячих, а не хладных, пьяных трусов!.. А?..
А не стыдно ль нам перед нашей Землей Русской-Хранительницей Великих и отважных Заступников наших? А?..
…Брат родной, русский мой! Но когда я глядел на эти избы поникшие, исстрадавшиеся и на бедное белье на ветру, пронзили мое сердце и душу Золотая Игла, Золотая Стрела. Но это был не инфаркт, не боль-молния, нервная от холодного, осенннего ветра.
Это была Золотая Святая Игла-Стрела Любви к моему родному русскому народу. К тебе, мой близкий и дальний незнакомый брат русский! И сестра! И мать! И отец! И дед с бабкой! И чада русые мои!
Я вдруг понял, что эти волнующиеся травы, эти согбенные, морщинистые избы, белье нищее, ветер, коровы, мокнущие под дождем, каждый золотой палый лист — это моя Родина. Одна на всем свете!.. И если мы не будем любить Ее, Она будет, как Сирота вселенская средь счастливых народов… И будут гнать и презирать Ее… Да!
…Я много путешествовал по странам и народам, но тут, в деревне, на ветру огромных, ранимых русских равнин и холмов, — я понял вдруг, что только тут говорят на моем родном русском языке, я только тут могу говорить с чужими, а на деле родными мне русскими людьми.
Я вдруг понял, что среди сотен народов и миллионов чужих людей, кишащих на голубой планете, — только тут мой родной народ! и люди! и только тут понимают меня! и не надо мне извращать, пригнетать, приспосабливать язык мой и душу, чтобы понять инородца, хотя я люблю его, как всякого человека на необъятной земле, человеческой планете, которую вечный Господь даровал нам, бренным.
