Однако если ты, истинный патриций духа, вдруг решил воспользоваться услугами подобного человека — не допускай, чтобы другие смеялись над ним, и хотя бы сам не смейся над ним прилюдно. Это унизит не его, но тебя. И не обольщайся тем, будто смеха твоего никто из непосвященных не расслышит. Иные лишь притворяются непосвященными, другие уже от рождения имеют тонкий слух.
Как можно было допустить, чтобы избранный тобой среди многих достойных ученый муж, которого ты призвал воспеть похвалу одному из народов бывшей империи, происходил из другого народа, до сей поры враждебного старшим родичам первого, и враждебного настолько, что претерпел от них чуть ли не геноцид? Не сочтут ли сами воспеваемые, что за этим панегириком стоит жажда мести, и желание их прокуратора научить свой народ новым буквам не столь хорошо, как могло бы показаться с первого взгляда?
Тем более, что собственную древнюю письменность сам претерпевший геноцид народ бережет как зеницу ока, и ничего иного не хочет. Но, допустим, возлюбленный наш Главк, что избранный тобой ученый муж преодолел порог всякой национальной ограниченности и являет собой пример истинного космополита. Тогда ему вовсе не к лицу взывать к исторически высокой культуре и невероятной опрятности одного народа, противопоставляя эти качества качествам народа имперского, названного менее культурным и опрятным.
А тебе не к лицу в том же выпуске своего ежедневно-независимого свитка сообщать, что страшная болезнь холера, описанная еще Гиппократом и этим летом поразившая главный город здешнего культурного и опрятного народа, является “болезнью грязных рук”. Ты, верно, хотел намекнуть своим новым подопечным, что их, в прошлом культурных и опрятных, довело до грязных рук долгое владычество некультурного и грязного имперского народа. Но ведь и те, и другие помнят, что до крушения империи никакой холеры здесь не было семьдесят лет. Могут еще подумать, что в происходящем виновны нынешние прокураторы, сводящие заботу о своих подданных к начертанию букв, а вовсе не к чистоте рук, которым придется эти буквы выводить.
Видят ли глаза Главка, какая цепь ассоциаций связалась в его свитке: свобода от империи—латинский алфавит—грязные руки—холера? Того ли хотел ты, о Главк?! Или же твое усердие в очередной раз превзошло твое разумение? Неужели ты, истинный патриций духа, и здесь пойдешь путями своего предшественника, публично бичуя себя березовыми прутьями?
