— Обеспечьте жесткую оборону участка, — под конец инструктажа сказал Вараве новый старший начальник черноморцев. — От агамохаммедханских злодеев можно ожидать любого коварства. Всю службу выполнять с крайним усердием без малейшего упущения.
Командир укрупненного сальянского отряда Дмитрий Варава выстроил свое подразделение на измокшей от дождей песчано — галечной площадке, аккуратно выровненной казаками. Февральский денек застилал горизонт тусклыми облаками на юг — к Куре и Араксу, на север — к горной гряде Предкавказья, на запад — к Муганской степи, на восток — к Каспийскому морю.
— Ну и погодка, — поплотнее укутываясь в свитку, простуженно произнес земляк Федора Дикуна Семен Дубовской при построении отряда. — Что‑то нам сегодня скажут.
— Терпеть невзгоды и не падать духом, — ответил Федор. — Это уж точно.
Он угадал. Чернышевский назначенец, выйдя к середине строя и подбив кверху пшеничные усы, прокуренным голосом сказал:
— Долго мне с вами говорить не о чем. Сколько нам стоять на обороне придется — не знаю. Наберитесь выдержки, не опережайте события. На месте дозимовывать или куда дальше двигаться — об этом распорядится высшее начальство. Вас об одном прошу: не расслабляйтесь, соблюдайте порядок и дисциплину, хорошо несите охранную службу.
Никто не возражал. И вопросов не последовало.
«…Казаки, возвратившиеся из персидского похода… не повинуясь своим командирам, произвели в городе Екатеринодаре бунт, в который к тому же присоединились городские и приезжие из черноморских селений казаки».
Из срочной депеши войскового атамана Т. Т. Котляревского.
К весне 1797 года на острове Сары и полуострове Камышеван, в дельте реки Куры, по прилегающим ленко-ранским берегам, появились сотни могил русских солдат и черноморских казаков, кто в тех неприветливых краях, вдали от родины, «скончал живот свой». Как уже отмечалось, вечный приют нашли себе здесь ответственные военачальники на этом боевом участке Федоров, Апраксин, бригадир Антон Головатый. У принявшего после Головатого под свое командование оба черноморских полка Ивана Чернышева, перенесшего тяжкие скитания по бурно
му Каспию, раскалывалась голова от свалившегося на нее тяжелого бремени.
— Убыль в полках огромная, — удрученно докладывал он князю Павлу Дмитриевичу Цицианову, — лазарет переполнен больными. Что делать — ума не приложу.
Обрусевший сорокатрехлетний князь, далекий потомок владетельного грузинского рода Вахтангов, кинув вверх черную бровь над горбатым носом, саркастически произнес:
