Перед Рождеством на раде, на которой присутствовал и Дикун, городничий Волкорез обнародовал итоги первой переписи населения Екатеринодара, его размещении, занятиях, говорил о предстоящей зиме, трудностях с топливом, необходимости мер пожарной безопасности. Призвал:
— У нас еще нет никакой пожарной службы. Поэтому отоплять свои очаги надо аккуратно, чтобы ни у кого не возникло возгораний.
Стоявший рядом с Дикуном казак Титаровского куреня Семен Швидкой, человек смешливый, заводной, промышлявший изготовлением и продажей браги, подал громкую реплику по указанному случаю:
— Кто загорится синим пламенем — зальем моей брагой.
В наступившем новом 1795 году по Екатеринодару долго ходили разговоры, как Котляревский писал слезное письмо Чепеге в Речь Посполитую, где кошевой находился с двумя конными полками. Он так отяготился писарской должностью, что уверял, будто находился на крайнем пределе изнеможения: «Ибо ежели я в писарской должности дальше пробуду, — лишусь не только крайнего здоровья, но и жизнь моя вскоре прекратится безвременно».
Действительно напряжения в работе у него хватало. Однако же войсковой писарь не торопился расставаться со своими привилегиями.
Головатый погонял его и старшин хорошо, да и себе покоя не давал. По границе черноморцев стояло 60 боевых постов и батарей, более ста пикетов. За несением ими кордонной службы нужен был глаз да глаз. Однажды, возвратившись с проверки ночных дежурств на постах Ве- ликомарьевского кордона, судья учинил разнос всему старшинскому составу, причисленному к войсковому правлению.
— Мало ездите по кордонной линии, — гремел его хрипловатый бас. — А там во многих местах беспечность и разгильдяйство. У полкового хорунжего Кирилла Кравца я обнаружил полный беспорядок в охране границы, пришлось строго его наказать. Приказываю повысить требовательность к несению кордонной службы.
Из канцелярии войска выпорхнула тогда необычная новость. Из Санкт — Петербурга, от самого важного царедворца, графа Платона Зубова были доставлены Голо- ватому два мешочка «египетской пшеницы» для разведения и получения «белого зерна». Рекомендовалось весной посеять, проследить за ростом и сообщить об урожае. Во многих беседах упоминалось о столичном даре и наклонении к его полезному использованию. Дикун услышал мнение:
— Та новинка — не для рядовых казаков. Не скоро они ей обзаведутся.
И ему подумалось: «Мне‑то наверняка не растить этой пшеницы и даже простой буряк — не для меня. Землю могут дать, а обрабатывать ее нечем».
