И хотя уже ушел из жизни, по выражению поэта, «странный Потемкин», но его воспылавшая приязнь к казакам сохранилась, перешла на влиятельных сановников и самою императрицу Екатерину II. Их храбрость, мужество и находчивость в минувшей кампании против турок отмечал в реляциях Суворов, его боевые награды удальцам приходили на Кубань даже тогда, когда сам он находился в далеком италийском походе, преодолевая со своими чудо — богатырями заснеженные и неприступные Альпы.
Не простым и скорым оказался вывод черноморских казаков в пределы Кубани. Выселенные из Запорожской Сечи в Приднестровье и Прибужье, они тут же попали в поле зрения царских помещиков, стремившихся умножить число своих крепостных, побыстрее обосноваться в новых имениях. Множество предлогов придумывалось ими, чтобы задержать у себя даровую рабочую силу.
С тем большей настойчивостью войсковое правительство принялось за осуществление проекта переселения казаков на Тамань и Кубань. Казацкая масса оказывала на него все возрастающее воздействие. Когда же ранней весной 1792 года в Санкт — Петербург отправилась делегация ходоков во главе с войсковым судьей Антоном Головатым — людей охватило всеобщее нетерпение.
— Хоть бы поскорее матушка — царица вняла нашим просьбам о переселении, — ходила молва по паланкам.
Но шло время, а Головатый с доверенными лицами продолжал пребывать в отлучке, от него пока не поступало желаемых сообщений. Не в пример санкт — петербургской делегации слободзейцев утешала, даже вдохновляла и подзадоривала команда казаков, отправленная той же весной по другому маршруту — на Кубань и Тамань для обследования новых земель, еще при князе Потемкине определенных к поселению Черноморского казачьего войска. Команду повел зять Головатого войсковой есаул Семен Гулик. У того дела двигались веселее. Гулик проехал по всей пограничной линии будущих черноморских владений и остался весьма доволен осмотром местности. О том он и слал, не ленясь, обстоятельные депеши кошевому батьке Чепеге и судье Антону Головатому. А уж из войсковой канцелярии добрые вести растекались по всей слободзейской округе.
По результатам своего обследования запрограммированной территории первое письмо Гулик отправил из Ставрополя 16 мая, затем он же из Георгиевска сделал сообщение на имя Кавказского генерал — губернатора И. В. Гудо- вича. Спустя месяц, уже находясь в карантине на Тамани, он, не скрывая своего настроения, извещал казачий кош:
