— Меня зовут Федор Дикун. Могу я просить, чтобы меня выслушали со вниманием?
— Можешь, — изучающе глядя на молодого парубка, сказал атаман. Приказав младшему канцеляристу, усердно корпевшему над бумагами, подать табурет, Чепега добавил: — Садись, казак, и рассказывай, что тебя к нам привело.
Дикун сел на табурет и стал повествовать о себе и своей нужде:
— Я из Головкивки. У меня батько Иван загинул под Очаковом, при взятии острова Березани, а мать в прошлом году умерла. Хозяйства — никакого, одна хатка — развалюха осталась. В наймитах мыкаюсь.
— Так что же ты хочешь? — задал вопрос Чепега.
— Надеялся уйти на новые земли с первой партией переселенцев, с той, что отправилась вместе с полковником Саввой Белым. А наш куренной атаман меня не отпустил. Да еще говорит, что как я одинокий, то он меня оставит в паланке для охраны куренного имущества, когда все наши уйдут оттуда. Затем, дескать, прямая мне дорога в Хаджибей на строительство морской гавани.
Молчавший в момент этого разговора войсковой судья Головатый как‑то по — особенному рассматривавший юношу, наконец, подал свой голос:
— Видно, ты побаиваешься опоздать с переездом на пожалованные земли, лишиться там своего пая.
Лицо Дикуна залил румянец. Он вспыльчиво сказал:
— Ничего я не боюсь. Да и пай мне предвидится с малый шматок. Просто хочу поскорее перебраться на волю.
— Ну, не кипятись, — более дружелюбно заявил Голо- ватый, почувствовав неуместность своего предположения.
Он приблизился к юноше и, положив руку на его плечо, с участием в голосе добавил:
— Я ведь хорошо помню твоего отца Ивана. Добрый был казак, в моей добровольной волонтерской команде состоял в кампании под Березанью. Да и батько атаман, надеюсь, вспомнит его по Запорожской Сечи.
— Знаю, поэтому и явился к вам обоим, — с оттенком примирения вполголоса ответил Дикун.
Головатый мог бы многое поведать, как бесстрашно воевал его отец не только под Березанью, но и в других памятных местах. В последнем бою в числе первых волонтеров, еще не причалив к берегу, бросился с лодки в холодную воду островного гирла, а потом выбрался на берег и ринулся на приступ турецкой крепости. С группой других казаков Дикун — старший прорывался к крепостным воротам, с коротких остановок на бегу вел огонь из мушкета, а достигнув цели, пытался поджечь смоляной паклей окованный железом многослойный дубовый затвор. И тут с боковой башни один из турецких янычар пронзил его живот острой стрелой с ребристым стальным наконечником и оперением. Спасти храбреца не удалось, он умер на руках товарищей. Похоронили его на Березани сразу после штурма и взятия крепости. Отсюда совместно с регулярными русскими войсками казаки двинулись дальше, на Очаков и Измаил.
