— Меня? — гордо выпрямляясь, вскричала Матасвинта: — Решение мое непоколебимо!
И она вышла. Молча смотрела регентша ей вслед. Обвинения дочери сильнее задели ее, чем она выказывала.
— Стремление к власти? Нет, не оно одно наполняет мою душу. Я люблю корону потому, что чувствую, что могу управлять этим государством и сделать его счастливым. И, конечно, если бы это понадобилось для блага моего народа, — я пожертвовала бы и жизнью, и короной… Так ли. Амаласвинта? — с сомнением спросила она сама себя и задумалась.
В комнату между тем вошел Кассиодор. Выражение лица его было такое страдальческое, что Амаласвинта испугалась.
— Ты несешь весть о несчастий! — вскричала она.
— Нет, я хочу задать тебе только один вопрос.
— Какой?
— Королева, — начал старик: — тридцать лет служил твоему отцу и тебе, служил верно, с усердием. Я — римлянин — служил готам, варварам, потому что уважал ваши добродетели и верил, что Италия, неспособная более к самостоятельности, безопаснее всего может существовать под вашим владычеством. Потому что ваша власть была справедлива и кротка. Я продолжал служить вам и после того, как пролилась кровь моих лучших друзей — Боэция и Симмаха, кровь невинная, как я думаю. Но их смерть не была убийством, — они были осуждены судом. Теперь же…
— Ну, что же теперь? — гордо спросила королева.
— Теперь я прихожу к тебе, моему старому другу, могу сказать, к моей ученице…
— Да, ты можешь это сказать, — мягче сказала Амаласвинта.
— К благородной дочери великого Теодориха за одним маленьким словечком. Если ты сможешь ответить мне «да» — я буду продолжать служить тебе с той же преданностью до самой смерти.
— Что же ты хочешь спросить?
— Амаласвинта, ты знаешь, что я был далеко на северной границе. Вдруг разнеслась эта ужасная весть о трех герцогах. Я бросил все и поторопился сюда. Вот уже два дня я здесь, — я с каждым часом на сердце у меня становится тяжелее. А ты так изменилась, так неспокойна, что я не решался заговорить. Но больше я не могу выдержать этой ужасной неизвестности: скажи, что ты невинна в смерти герцогов.
— А если бы я не смогла сказать этого? Разве они не заслужили смерти, эти мятежники?
— Амаласвинта, прошу тебя, скажи «да».
— Однако какое близкое участие принимаешь ты в них!
— Заклинаю тебя, дочь Теодориха, скажи «да», если можешь! — вскричал старик, падая на колени.
— Встань, Кассиодор, — мрачно сказала королева: — ты не имеешь права спрашивать.
— Да, — ответил старик, вставая: — с этой минуты не имею, потому что не принадлежу более миру. Вот, королева, ключи от моих комнат во дворце. Там ты найдешь все подарки, которые я получил от тебя и твоего отца. Я же ухожу.
