— А это кто? Кость?
«Смотри, как бы этой костью не подавился!» — невольно подумал Константин Сергеевич, внутренне потешаясь над этим невольным каламбуром.
— Начальник депо, инженер Заслонов, — представил Соколовский.
— О, руссише-шеф. Вьеликольепно-карашо! — сказал Шуф и, глядя на черную бороду Заслонова, прибавил с улыбкой. — Шварцман!
Обер-фельдфебель шагнул в свою комнату, насвистывая что-то веселое.
На следующий день Константин Сергеевич пошел с Соколовским в городскую управу получать удостоверение личности. Там уже были Норонович и Алексеев. В городской управе всё сошло благополучно: Заслонову беспрепятственно выдали удостоверение, и он мог не бояться патрулей.
На очереди оставалась более сложная задача: устроиться в депо.
Рискнут ли фашисты взять на работу бывшего ТЧ, который, как всем в Орше известно, деятельно проводил эвакуацию депо?
Может быть, не только не возьмут, а просто арестуют? Очевидно, до гестапо уже дошло, что Заслонов — в Орше.
«С другой стороны, если не арестовали до этого времени, может, пронесет?» — думал Заслонов.
О том, что делается сейчас в депо, Константин Сергеевич собрал самые точные сведения.
После занятия оккупантами Орши железную дорогу обслуживали военные. И лишь в первых числах ноября, с продвижением фронта к Москве, всё перешло в руки гражданских железнодорожников. Заслонов видел их черные шинели и фуражки с высокой тульей. Мастера, дежурные по депо и часть машинистов были немцы, а паровозников не хватало. Фашисты хотели завербовать советских паровозников и деповцев, но пока что к ним на службу поступило всего несколько человек, хотя в Орше и окрестных деревнях жило много железнодорожников.
Прежде чем отправляться к начальнику депо — Контенбруку — Константин Сергеевич решил поговорить с кем-либо из оршанцев-железнодорожников, работающих у фашистов: можно ли надеяться на успех.
Остановились на Птушке, который поступил в депо на работу. Птушку все старые рабочие знали и уважали, как мастера механического цеха, и он мог быть в курсе всех разговоров и настроений в депо.
— Птушка-то сам каков? Ведь он остался, не уехал на восток? — спросил у товарищей Заслонов.
— Константин Сергеевич, да ведь Птушка перед самой войной заболел брюшным тифом, — напомнил Алексеев.
— Птушка всегда был советским человеком, — прибавил Норонович.
— Остался он не по своей воле, это верно, — сказал в раздумье Заслонов. — Тогда он был советским человеком — тоже верно. Но тогда и Штукель казался советским человеком, а теперь вот кем оказался.
