— Да, — согласился Костя, но не рассказал, что все получилось стихийно, что он опять же стихийно едва не погиб и что у него после этого башка до сих пор гудит как котел.
Не стал он огорчать Федора Дмитриевича, незачем, подумал Костя. Им и так несладко приходится. Они здесь один на один с большущей силой, и ясно, чем это все закончится, если немчура попрет. Правда, Костя заметил безоткатные орудия и огромные реактивные минометы, спрятанные за детсадом, за той же самой кафешкой и еще в нескольких местах. Все они были расставлены грамотно, чтобы, во-первых, их не могли одновременно уничтожить, а во-вторых, чтобы была возможность одним залпом накрыть как можно большую территорию. Но это все ерунда, не продержатся они. Надо будет об этом нашим срочно передать, подумал он. Правда, наши и так сообразят, не маленькие. Костя почему-то был уверен, что его отчеты играют немаловажную роль в планах военных.
Он вспомнил о Елизавете, пошел ее искать и нашел занятой обработкой ран Сашки Тулупова. Пузыри на лице у него лопнули. Елизавета обрабатывала их спреем от ожогов и говорила:
— Да не трогай ты их, сами подсохнут.
— А следов не останется? — Голос Сашки выражал не свойственное ему страдание.
Ишь ты! — с завистью подумал Костя. Ему тоже захотелось, чтобы за ним вот так заботливо и нежно ухаживали.
— Конечно нет, я сама сотни раз обжигалась, так что до свадьбы заживет.
Правда, в голосе Заветы не слышалось уверенности. Костя невольно усмехнулся: умеет она зубы заговаривать.
— Спасибо, — поблагодарил Сашка, но остался сидеть на табуретке, как приклеенный, и преданными, собачьими глазами глядел на Завету.
Костя для приличие кашлянул.
— О! — обрадовался Сашка, заметив стоящего в дверях Костю. — Командир пришел.
— Брысь отсюда, ковбой, — миролюбиво сказал Костя. — Проверь «соньку», пойдем еще снимать.
— Есть снимать, командир… — Сашка недовольно покрутил мордой в белой опушке спрея и нехотя поплелся из помещения.
— Иди-иди… — сказал Костя ему вслед, а потом посмотрел на Завету.
Она подошла и спросила, как показалось ему, почти враждебно:
— Ну, что скажешь?..
Ее черные глаза были чернее самого глубокого колодца. Сердце у Кости тревожно билось. Еще никто и никогда не смотрел на него так, даже Ирка Пономарева в момент соития.
— Я не знаю… — сказал Костя, тушуясь под ее взглядом. — Мне кажется, между нами что-то происходит…
Он столько смысла вкладывал в эти слова и так ждал ответа, что в горле у него мгновенно пересохло. Да и сказать он, собственно, хотел не то банальное, что сказал, а, наоборот, выразить то безмерно огромное чувство, которое испытывал, глядя на нее.
