Литературная Газета, 6384 (№ 37/2012) | страница 19
Знаете, это ведь хрестоматийная ситуация, описанная много раз. Но каждый раз очередные члены Массолита думают, что вот у них-то уже не булгаковский Массолит, а Платоновская академия. Однако это всякий раз тот же самый Массолит.
Сколько их сегодня, авторов одной брошюры и пяти статей, которые бойко участвуют в литературном процессе, рьяно выражают корпоративное прогрессивное мнение.
Зиновьев мне как-то сказал: убивает вовсе не тиран, писателя травит и убивает оппозиционная тирану интеллигенция, просто по мелкой склочности своей. Нет, в литературном процессе не участвую. Дел очень много.
- О двухтомнике "Учебник рисования", вышедшем в 2006 году, до сих пор нет единого мнения - что это: трактат о жизни, политическая сатира или действительно пособие по изобразительному искусству. Так что?
- Это классический русский роман, в том числе и роман исторический, поскольку описывает определённое время и мутации сознания, судьбы героев и их становление. Одновременно - в этом состояла сверхзадача - этот роман трактует мировую историю с точки зрения эволюции эстетического проекта. Я уверен, что изменение эстетической парадигмы - с христианской на языческую - было причиной многих катаклизмов века. В роман включён эстетический трактат. Поэтому роман называется "Учебник рисования".
- Когда мы с вами договаривались об интервью, вы обмолвились фразой, что сейчас готовите к изданию огромный роман, назвав его "делом всей жизни". А можно поподробнее?
- Это - моя главная книга. Роман об истории XX века. Я пишу его шесть лет, а думаю и говорю про это с друзьями - всю свою жизнь. И разговоры с отцом, и сидение в архивах, и всё, что знаю об истории, - всё туда вошло. Это было страшно - решиться на такой роман. Собственно, внятной и честной, непартийной истории минувшего века до сих пор не написано. Я подумал, как когда-то в случае с "Учебником рисования", что, если я сейчас этого не сделаю, этого уже не сделает никто. Архивы открыли не так давно, но, возможно, их однажды закроют вновь. Пока ещё живы свидетели войны и даже ровесники революции, но они скоро уйдут. Мой друг историк Хобсбаум помнит события прихода нацизма, ему сейчас 94 года. Мне посчастливилось знать многих мудрецов этого века и говорить с ними, и дружить. И - что немаловажно - эти знания в моём случае налагаются на определённое представление об истории и философии, вне которых любая информация становится бесполезной. Сейчас публикуются сотни тысяч книг, вырывающих факты из истории, из-за невозможности встроить их в общую картину.