— М-молчать! а то я поступлю иначе!..
— Не буду я молчать такой стерве!
— А, ты так? Извольте-с! — воскликнул он трагическим голосом и снял свой китель защитного цвета. — Можешь отправляться одна! Ежели так страмить меня, то я остаюсь здесь и домой не желаю!
Он положил китель на лавку и с решительным видом сел за стол.
— Пожалуйте, Надора Павловна, со мной за компанию!.. Надора взяла из люльки раскричавшегося ребенка и, дразня соперницу, села рядом с служивым, улыбаясь вызывающей улыбкой. Варвара заплакала и бросилась вон, резко хлопнув дверью. Гаврил раздраженным, но победоносным голосом сказал:
— Какая-нибудь сволочь, а кочевряжится! Но у меня не шурши!.. Но в эту минуту зазвенели стекла в окне, у которого он сидел.
Надора испуганно взвизгнула и вскочила. Он схватил с лавки свой китель и, надевая его на бегу, бросился в двери. Варвара разбивала уже другое окно, — в руках у нее была кривая дубовая палка. К воротам сбежалась уже пестрая толпа любопытных Варвара кричала и ругалась самыми отборными словами, не смущаясь смехом толпы, не признавая никаких соображений приличия. Гаврил чувствовал, что земля горит под ним, но деться было некуда. Увидев его, Варвара не только не остановилась и не понизила голоса, но даже размахнулась и ударила его палкой по руке…
Это переполнило чашу терпения. Забыв о своем офицерском звании, Гаврил Юлюхин бросился на жену, сшиб ее с ног и, под громкий хохот толпы, бил ее, визжащую и барахтающуюся, и кулаками, и лакированными своими сапогами…
Пшеница «голоколоска» уже была скошена. Среди сплошного тусклого золота жнивья на корню стояла лишь усатая русская пшеница да сочно-зеленым квадратом от дороги до балки протянулось две десятины проса. Пшеница была почти пустая, — июньские жары захватили ее во время самого цвета. Следовало бы скосить ее раньше на корм, — не успели, неуправка вышла, и теперь сиротливый загон в четыре десятины уныло шелестел сухими усиками, шептал пробегавшему ветерку долгую и бесплодную жалобу на людское невнимание…
Семен, прилаживая деревянный крючок к косе, говорил неторопливым голосом:
— Из гирьки, может, и наберем мер по двадцать, а русская подфунила. Да и в гирьке незавидное зерно — щуплое… Вот кубанку все хочу завести, — хороший хлебец!..
— Желтая? — спросил Гаврил, затягиваясь папиросой.
— Желтая. Она же и египеткой называется, — кто как назовет: сивоколоска, черноколоска, желтуха… У русской колос полукруг имеет, а у этих — гренатый. У желтухи — желтый колос, желтее русской… Просто — желтый, красноватый…
