Парижъ и Версаль съ изумленіемъ узнали объ этомъ первомъ возмущеніи и надо сказать правду, что Анри черезчуръ смѣло разговаривалъ съ Бріенномъ.
Протестуя противъ проекта министра, а еще болѣе противъ остракизма, въ которомъ держали депутатовъ Дофинэ, Вирье рискнулъ произнести такую смѣлую фразу:
— Король не имеетъ права отказать въ пріемѣ представителямъ своихъ подданныхъ… Справедливость, какъ и повиновеніе, есть выраженіе того обоюднаго контракта, который соединяетъ ихъ съ монархомъ…
Въ Версалѣ никогда не слыхали ничего подобнаго. Всей революціи предстояло зародиться изъ этой теоріи, которую безумно привѣтствовала провинція Дофинэ.
Барнавъ и Мунье комментировали ее. Она служила для поученій духовенства. Буржуа сдѣлали ее своимъ лозунгомъ.
— Наши головы, — восклицали парламентеры, — принадлежатъ вамъ, государь, но наши законы намъ дороже нашихъ головъ.
Въ борьбу вмѣшались и гражданки Гренобля, и вотъ какимъ вызовомъ отвѣтили онѣ на предлагаемые эдикты:
"Подъ вліяніемъ того смущенія, въ какое повергли насъ ваши проекты, государь, можетъ случиться, что мы не пожелаемъ болѣе поставлять государству гражданъ… Мы охотно исполняемъ таковую нашу обязанность при счастливомъ и разумномъ правленіи. Но даватъ жизнь существамъ заранѣе обреченнымъ на деспотизмъ, нетъ соблазновъ, которые заставили насъ это дѣлать".
Исторія умалчиваетъ, принималъ ли участіе въ составленіи этого воззванія какой нибудь любезный совѣтникъ, заинтересованный въ этомъ вопросѣ. Она умалчиваетъ также и о томъ, какъ Людовикъ XVI отнесся къ угрозѣ, которая, безъ сомнѣнія, должна была смутить беарнейца. Извѣстно только, что она воздѣйствовала на Бріенна. Онъ сдался на капитуляцію, и четыре гренобльскіе консула [20], которыхъ онъ вытребовалъ въ Версаль, вернулись не только съ прощеньемъ за день черепичнаго дождя, но еще привезли съ собою пятьдесятъ тысячъ экю, чтобы заплатить военныя издержки.
Вирье ликовалъ; его побѣда надъ Бріенномъ прославляла его въ Греноблѣ, оправдывала его въ отелѣ де-Роганъ, дѣлала его знаменитымъ въ Парижѣ. Бретонцы и дофинцы, отстаивавшіе свое особое правленіе, были настоящими предтечами. Провинціальныя сословія сзывали états généraux. Слово, безсознательно сказанное самымъ неспокойнымъ совѣтникомъ — клеркомъ Парижскаго парламента, аббатомъ Сабатье, попало изъ дворца на улицу, съ улицы въ казарму, чтобы явиться вызовомъ въ Версаль [21]. Тѣ, кто подстревалъ его, стали героями дня. Любопытные, болтуны, политики наводняли улицу Вареннъ. Всѣ хотѣли видѣть Анри, узнать отъ него подробности "дофинской революціи", какъ говорилось тогда. Принцесса Викторія пригласила его въ Belle-Vue и пріемъ, сделанный Вирье, убѣдилъ его, что смѣлостью можно побороть препятствія и недоброжелательство двора.
