Вскоре после наступления нового, 1950 года и за несколько недель до того, как должен был родиться ребенок, Национальная ассоциация женщин-художниц наконец согласилась принять мою мать на работу, положив ей для начала восемьдесят долларов в неделю.
— Боже, какое облегчение, — проговорила Эйлин, и я согласился с ней, как никогда.
Если не считать того раза, когда нам пришлось поскучать, источая улыбки, в обществе матери — она явилась поужинать с нами, чтобы, как она выразилась, «отпраздновать назначение», — теперь нам, пожалуй, можно было почти позабыть о ней — и это при том, что прежде мы практически постоянно о ней помнили.
Затем родилась наша дочка. Дэн преподнес Эйлин сюрприз, посетив ее в родильном доме и подарив букет цветов, что заставило ее залиться краской. Я проводил его в коридор, чтобы сквозь застекленное окно полюбоваться на нашу малышку, и он торжественно провозгласил ее красавицей; затем он вернулся в палату и около получаса просидел у кровати Эйлин.
— Дэн, это было так мило с вашей стороны, — проговорила она, когда посетитель встал, собираясь уходить.
— Ну что вы, это вам спасибо, — возразил он. — Обожаю родильные дома.
Расположенный на Лонг-Айленде знаменитый поселок под названием Левиттаун в последнее время широко распахнул двери для строительного бизнеса, и некоторые из обитавших в районе одиннадцатого этажа молодых женатых мужчин пустились в долгие рассуждения относительно того, как много выгод сулит приобретение там жилья, причем в ходе этих разговоров каждый уговаривал других, словно стараясь убедить самого себя.
Вскоре Дэн сообщил мне, что он тоже собирается приобрести там недвижимость, и я, удержавшись в самый последний момент, чуть не ляпнул: «Но ведь ты не женат!» Они с матерью и братом ездили туда в прошлые выходные.
Что его подкупило в Левиттауне, так это цокольный этаж в доме, который они смотрели, — он оказался удивительно большим и светлым.
— Выглядит так, словно его специально строили под мастерскую художника, — рассказывал он. — Я все-все посмотрел, и у меня просто слов нет, чтобы выразить, как там классно. Да я бы, не вставая, малевал там день и ночь! Я даже смогу делать там гравюры, установлю литографический камень, да что угодно! Наверно, ты слышал всю эту ерунду про жизнь в пригороде — если туда переедешь, так все пойдет кувырком?! Так вот, я в такое не верю. Если суждено, чтоб твоя жизнь рухнула, это может случиться где угодно.
В другой раз он спросил:
