— Черт возьми, Дэн, — ответил я, — отличная идея! Добро пожаловать! Я с удовольствием познакомлю тебя с женой.
Хотя мы с Эйлин и жили в Виллидже, нас едва ли можно было назвать местными. Представители здешней богемы нас раздражали. Уже в самом словечке «стильный» смутно звучали какие-то пугающие обертоны, и образ соответствующего заварочного чайника — или просто «чая», как его тогда называли, — вызывал у нас аналогичные чувства, так что на тех немногих вечеринках, которые мы посещали, присутствовали, как правило, молодые офисные работники, такие же обыватели, как и мы сами.
При всем этом, когда я привел Дэна Розенталя к себе домой и пока тот поднимался по лестнице, я вдруг понял, что изо всех сил пытаюсь угодить ему — кланяюсь, что-то невнятно лепечу и украдкой бросаю косые взгляды. Это продолжилось и у нас дома, и Эйлин едва ли сумела бы оказаться более любезной, чем в тот день, даже если бы очень захотела. Мы застали ее сидящей на большом диване в черном свитере с высоким глухим воротом и черных слаксах. Мне всегда нравился этот ее наряд: она здорово в нем выглядела, и в особенности он хорошо смотрелся с ее длинными рыжими волосами. Иногда она одевалась так для занятий в актерской студии и почти всегда по вечерам, когда проводила часы в «Сан-Ремо» или в каком-нибудь ином популярном баре, пытаясь затеряться, чтобы как-нибудь справиться с душевным беспокойством, среди молодых людей, которые угодливо наклоняются, что-то невнятно лепечут и поглядывают искоса, словно украдкой, на своих длинноволосых девиц, а те, в свою очередь, то и дело хохочут над совершенно непонятными нам шутками.
В молодости еще можно найти оправдание тому, что пытаешься корчить из себя того, кем на самом деле не являешься. И потому мне пришло в голову, что, раз я так ловко справился с изгородью, раз оказался этаким маленьким стилягой на лестнице, то теперь самое время проявить себя простым, крепким американским парнем. С куда большей, чем требовалось, силой я принялся колоть принесенные плашки, что есть мочи ударяя ими о звенящую железную подставку для дров, вытащенную из камина. Расколотые плашки я стал ломать, упираясь коленом, каждую на две, а то и на три части. На некоторых деревяшках виднелись ряды ржавых гвоздей, и Дэн предупредил:
— Осторожно, гвозди.
Но я одним взглядом дал ему понять, что способен позаботиться о себе сам. Разве я не занимался подобными вещами всю свою жизнь? Разве я не служил в пехоте? Уж не считает ли он, будто я всю жизнь просидел в конторе? Черт возьми, чему не научишься, шатаясь по белу свету… А иначе как, по его мнению, я завоевал бы эту потрясающую девушку, от которой он, похоже, просто не в силах оторвать взгляд?
