Четвертое измерение | страница 41



Виктор шел впереди меня, и я видел, как надзиратель ухватил рукой подшитый к воротнику ошейник свитера: «Это еще что? Не знаешь, что ли, что «вольная» одежда не положена?!»

— Да это только ворот от свитера, — оправдывался Виктор.

— Я те дам ворот, раздевайсь!

И беднягу раздели на диком холоде: все накопленное в бараке и припасенное в путь тепло было потеряно.

За воротами стояли группы конвоя с овчарками и пулеметами на санках. Их офицер тоже вел счет принимаемых «пятерок» и, отсчитав 200 человек, отправлял очередную колонну через громадное поле к строительной зоне теплоцентрали и нефтеперегонного завода.

От ворот вахты жилой зоны лагеря до стройки был сделан широкий, освещенный сильными электролампами коридор из колючей проволоки, и по нему шли колонны заключенных с интервалом примерно в 100 метров. Впереди, сзади и по бокам заключенных шли солдаты с автоматами, пулеметами и собаками; перед началом пути старший конвоя произносил предупреждение, «молитву», как это называли арестанты:

— Слушай, колонна! В пути следования идти, не выходя из строя, пятерками. Руки держать сзади. С конвоем не разговаривать. При нарушении правил, при выходе из строя применяем оружие. Шаг вправо, шаг влево, прыжок — расцениваем как побег, стреляем без предупреждения. Колонна, марш!

Мы идем, подняв воротник, спрятав руки в рукава куртки, согнувшись, стараясь стать меньше и не отдавать себя на растерзание режущему ветру. Лица у нас закрыты носовыми платками полотенцами, просто тряпками, шаг убыстренный почти бег: все стремятся быстрей добраться до строительной зоны, где есть спасительные обогревалки и тес... По дороге мы в двух местах пересекаем шоссе — улица города. Там всегда стоят вольные люди и смотрят такими глазами... Многие из них бывшие арестанты, оставленные тут на вечное поселение. Вот и сейчас какая-то женщина, подойдя поближе, бросила в нашу колонну  буханку черного хлеба. Кто-то ее подхватил, начал ломать, раздавая людям, так как конвой сразу кинулся отнимать… А на женщину конвоир натравил собаку и та порвала на ней куртку: такую же, как у нас, ватную телогрейку. Крик женщины, лай собак, матерщина конвоя и заключенных сливались в общий рев. Прибежал начальник конвоя, увели женщину, повели нас. Ничего особенного, обычное происшествие: это бывает часто.

В один из таких дней, тянувшихся однообразной чередой осиленных суток, я решился и начал с Виктором осторожный разговор, выясняя его отношение к побегу. Он понял меня с полунамека и отвечал, что сам давно об этом думал, но боится начинать, так как нужны верные люди, а стукачей слишком много и риск предательства очень велик.