Ночью при свете маленького карманного фонаря, затененного синим стеклом, Рауль записал в дневнике:
«У него нет ни малейшей возможности на спасение. Нам сказали, что Батиста собирается пойти на уступки и, может быть, заговорит об отречении, но речь его была гордой и заносчивой. Может быть, это его последняя возможность. Во мне окрепла уверенность, что война скоро станет всеобщей. Фидель никогда не верил пению сирен, и я также не верил. Если у нас не будет оружия, мы отнимем его у солдат».
В ту ночь повстанцы дважды встретились с патрулями Батисты. Оружие батистовских солдат перешло к повстанцам.
Марш продолжался еще 48 часов — без сна, почти без еды, с короткими перерывами на отдых.
В конце четвертого дня пути над ними показался самолет. Он прошел низко, вдоль их пути, и скрылся за холмом. К вечеру показался еще один самолет.
Слухи о движении людей Рауля, вероятно, все-таки достигли батистовского командования, и оно посылало один самолет за другим к северу от шоссе, чтобы обнаружить след повстанцев. Колонне из 82 человек трудно было остаться незамеченной, и второй самолет обнаружил их. В тот же вечер повстанцев обстрелял боевой самолет. Он дал несколько пулеметных очередей и сбросил гранаты.
Проводник, который вел их в тот день, отказался продолжать путь, сославшись на то, что он не знает дороги. Но они не могли отпустить его, опасаясь предательства. Пришлось вести его с собой.
На пятый день после первой бомбежки на перекрестке двух дорог повстанцы неожиданно увидели маленькую харчевню. Она стояла на обочине, покрытая пылью и банановыми листьями. Сквозь щели в стене просматривалась часть хижины. За прилавком стоял грустный хозяин, а к столбу была привязана лошадь. Она лениво отмахивалась хвостом от мух, а голову просунула в дверь хижины, спасаясь от солнечного зноя. Рядом росла высокая пальма, и харчевня казалась большим кокосовым орехом, сорвавшимся с макушки пальмы.
Очень трудно было пройти мимо этого домика, где наверняка были и хлеб и чистая вода. Повстанцы долго наблюдали за хижиной и, когда убедились, что, кроме хозяина и двух молодых ребят, по-видимому крестьян, в ней никого нет, они оставили вокруг харчевни часовых и целой группой вошли в маленький домик.
У хозяина оказалось всего несколько батонов хлеба, десяток банок сардин, галеты и сигары. Но и это скромное угощение показалось бойцам обильным пиршеством.
Хозяин, небольшого роста кряжистый старик с давно небритым лицом, в залатанной, но чистой холщовой рубахе, молча выставил все это на прилавок и аккуратно пересчитал деньги. Когда повстанцы, завернув провизию в большие листы бумаги, собрались уходить, старик, не проронивший до этого ни слова, сказал с горечью;
