Семейный экипаж | страница 40



Небо синеет, как ранней весной. В нём бесшумно плавает орёл-могильник, и стариковский голос его похож на тявканье собаки:

«Тъяф! Тъяф!»

Нурлан приносит пустое ведро, опускает на дно ямы донышком вверх и объявляет:

— Это тебе ступенька, дедушка!

Старик становится на ведро, неожиданно легко выходит из ямы и отходит от неё подальше.

— Пока яма сохнет, — рассуждает он, — дел нам хватит.

Дедушка и мальчик собирают в саду сухие ветки, листья, стебли, складывают в сторонке. Спичкой, не с первого раза, дедушка зажигает всё это. Костёр потрескивает, шипит, пахнет карагачем и яблоками. В безветрии дым молочным столбом поднимается в небо и, не найдя облаков, тает.

— Дедушка! — вспоминает Нурлан. — А что было раньше?

Палкой старик ворочает в костре и говорит:

— Раньше? Раньше я любил девушку…

— Красивую?

— Ооо! Это было очень давно. Тогда не было самолётов и автомашин. Все ездили верхом на лошадях: начальники и не начальники, старики и молодые люди.

— Все умели ездить верхом?

— Ещё как! Лучше всех ездила девушка, которую я любил. Шибко любил! Она была очень лёгкая, и лошадь несла её быстрее, чем ветер несёт листочек карагача. Сколько женихов догоняли её и не могли догнать. Если жених не догнал невесту, свадьбы не видать.

— А ты?

— Я — догнал.

— Ты был самый лучший джигит, дедушка! — радуется Нурлан.

— Я был никудышный джигит, сынок. — Старик улыбается от воспоминаний, от беседы, оттого что день сегодня — истинное загляденье. — Резвых скакунов я боялся как огня и ездил на смирной кобыле. Девушка это знала и поехала очень тихо, чтобы я догнал её, поцеловал и взял в жёны. После она сама мне сказала: «Я насилу удержала лошадь, чтобы ты догнал меня. Лошадь не поймёт — что случилось с хозяйкой? Случилось то, что я полюбила тебя, джигит. Только и всего». Очень красивая и умная девушка!

— Где она сейчас? — загорается Нурлан. — Вот бы посмотреть на неё!

Старик не отвечает, палкой сгребает жар в серёдку кострища и в жарнике, как в золотом зеркале, видит своё, далёкое.

— Ты очень многого хочешь, сынок, — выговаривает он без укора.

Налетает ветер, несильный, тёплый, волчком раскручивает костёр и тут же успокаивается.

Нурлан бежит проверять яму, высохла ли, и, вернувшись, приносит весть:

— Сухая совсем!

Вдоль стен дедушка втыкает таловые прутья, оплетает их осокой, отчего в саду поселяется запах реки или озера, навсегда летний и тревожный. Дно ямы Нурлан выстилает смородинным листом.

— Толще, толще стели, — советует дедушка. — Яблоки любят спать на перине.