Кто-то из пришедших сообщил, что в соборе пусто, и настоятель, каноник дон Габелли, вне себя от ярости.
Народ все еще прибывал, но войти в церковь было уже невозможно. Запоздавшие остались на площади.
Через распахнутые настежь двери они видели только море голов и вдалеке красноватое сияние — отблеск свечей у алтаря.
Служба началась. Мужчины на площади обнажили головы. Но молитвенное настроение было сразу нарушено. Люди насторожились… Не до молитвы…
К площади приближался отряд всадников. Был слышен топот коней, отдельные гортанные выкрики, слова команды. И даже те, кто стояли в церкви недалеко от входа, слышали этот шум — и топот коней, и гортанные выкрики, и слова команды. На площадь выехал взвод драгун с офицером. Он сразу же проявил тупую жестокость завоевателя. Хотя на площадь было не проехать — так тесно стояли люди, — он все же отдал солдатам приказ двинуться к церкви. Кому-то отдавили ноги, кому-то помяли ребра. Со всех сторон понеслись пронзительные крики. Офицер оставался надменно-безучастным. Рукой в белой перчатке он туго натянул поводья на крутой шее серого в яблоках иноходца. Конь осторожно переступал сильными, крепко подкованными ногами. Ему было непривычно стоять в самой гуще толпы, точно полицейской лошади. И он похрапывал и прядал ушами.
Орган в церкви братьев францисканцев был меньше соборного, но в руках умелого и опытного органиста он мог звучать весьма внушительно и торжественно. Построил его полвека назад славный бергамасский мастер Грациадеи Серасси, ученик и достойный преемник знаменитых Антеньяти — Костанцо и Паоло — из Брешии. Каждая деталь монументального и сложного по конструкции инструмента была отделана с любовью и точным расчетом. Конечно, орган в церкви Санта Мария дельи Анджели не отличался той мощностью басов, теми по-истине громоподобными раскатами, которые всегда поражали слушателей в соборе, но меньший и не столь громогласный инструмент мог успешно соперничать — и не только с органом соборным, но и с другими, еще более значительными — во всем, что касалось богатства и разнообразия регистров, чистоты призвуков и ровности в работе мехов. И еще: он отличался необыкновенно насыщенной мягкостью в звучании регистра больших труб, самых больших и толстых по объему труб, закрытых сверху. Удивительно округло и наполнено звучали басы в этом регистре, когда воздух, дважды пробежав всю шестнадцатифутовую длину трубы, вырывался наружу через маленькую отдушину. Очень удался этот регистр бергамасскому мастеру. Звучание его можно было сравнить с огромной, мощно-певучей виолончелью.
