— А вы почему за Россию? — обратился он к девушкам.
— Потому что мы живем в России! — почти в один голос ответили девушки. Бориска при этом желчно хмыкнул.
— А ты помолчи! — прикрикнула на него Руфина.
— У нас дух патриотизма, — добавила Соня.
— Хме! — поперхнулся чаем дядя Миша. — А почему ты думаешь, что японцы не патриоты? И еще я вам скажу — у них больше ума.
— Ну, что касается ума, — заговорил молчавший до этого ребе, — то Россия всех за пояс заткнет. У нас же Гришка Распутин! — Он повел глазами в сторону Симановича. Симанович опустил глаза, стараясь не показать своего неудовольствия намеком ребе. За столом установилась смущенная тишина. Хитрый ребе вдруг добавил:
— Алиса его поддерживает…
— Не понимаю, при чем здесь Алиса?! — заметила Руфина, наливая чай в блюдце. — Не она, а царь правит страной и делами.
— Ну нет! — вдруг яростно взвился дядя Миша, будто его ужалили. — Я утверждаю, что не царь, а именно она вместе с Распутиным правят. И наставляют царю рога… Об этом все говорят.
Девушки стыдливо прыснули в ладошки.
— А вот это брехни! — тихо, но твердо сказал Симанович, взглянув укоризненно на ребе. — Все это досужая болтовня недобрых людей… — Симанович говорил и удивлялся своей дерзости перед священнослужителем. Но он знал, что к его словам сейчас прислушиваются остро, чтобы руководствоваться ими и передать другим.
— Ну а чего ему позволяют крутиться там, во дворце? — не сдавался ребе. И его активно поддержал дядя Миша, кивая головой.
— Кто его знает? — уклончиво ответил Симанович. — Может, через него царь и царица как бы благоволят к народу…
Сначала к слову:
Теперь идеалистам — марксистам надо смириться с тем, что борьба людей за равноправие потерпела сокрушительное поражение. Очевидно, равенство было, есть и останется навсегда розовой мечтой человечества. Социалистические фантазии не прижились даже в результате упорного длительного культивирования их на российской почве. После семидесятилетнего принудительного равенства, свободы и счастья народы вдруг ринулись с жадностью натерпевшихся проявлять свое Я. Разделяться на богатых и бедных, сильных и слабых, добрых и злых, созидающих и разрушающих, хитрых и простаков, ловких и неуклюжих, жадных и бескорыстных… С дикой, обескураживающей откровенностью. Что это? Безумие? Очередная ступень деградации? А может, это естественное стремление человека быть самим собой? Быть личностью? Неважно какой. Может, неугодной обществу. Лишь бы не тем, что составляет серую безликую массу.
