— Чему?
— Хорошим манерам, конечно же.
И она любовно мне улыбается: дескать, она может себе позволить немножко меня подразнить. Теперь мы все друзья.
Чайник вскипел, она наливает в чашку воды. Кладет две ложки какао и тщательно перемешивает. Протягивает чашку Ивану:
— Горячее пока.
Он дует на какао.
— Скажи, если надо добавить какао. Невкусно ведь, когда жидкое.
— Да нет, отличное какао.
Он осторожно делает глоток.
— Отлично. Хорошее какао.
— Ну! — говорю я достаточно громко, чтобы они замолчали.
— Ну что, начнем?
Тишина. Все молчат. Я слышу где-то на улице визг тормозов.
На какую-то долю секунды у меня появляется надежда, что за этим последует звук столкновения. Звук удара металла о металл. Авария. Кровь, переломанный позвоночник, семью из четырех человек медленно извлекают из искореженной машины, шаг за шагом. Мы стоим и смотрим. Общага пустеет, все выходят на улицу. Люди, с которыми я так редко встречаюсь. Студент, который уже четыре года не может дойти до экзамена, но до сих пор утверждает, что ждет комнату в общежитии. Кристиан Мэдсен, в ослабленном галстуке, Тове, она в больнице, но все равно здесь стоит. Откуда-то с улицы раздается звук сирены. Старый придурок тоже здесь, со своей тележкой, своими чучелами. Иван не выносит крови, слишком много пришлось ее повидать. София подносит руку ко рту, я обнимаю ее. Мгновение упущено, и Иван уходит, исчезая вдали, а мы вдвоем возвращаемся в комнату. София плачет, а я говорю что-нибудь вроде: «нельзя так быстро ездить». Или: «такова жизнь» — не обязательно должен быть смысл.
С визгом сжигая резину, машина отъезжает. Я, улыбаясь, смотрю на Софию:
— Сними, пожалуйста, платье.
Она нервно переводит взгляд от меня к Ивану, прихлебывающему свое какао, и обратно на меня.
— Ну давай, сними платье.
Возится с бретелькой.
— Может, мы просто посидим…
— Давай снимай.
Иван смотрит под ноги:
— Ник, это не обязательно. Ничего страшного не случится, если…
— Давай, солнышко, сними платье.
Я склоняю голову набок. «Солнышко» сделало свое дело. Так я ее раньше не называл. Она снимает бретельки, и платье спадает на бедра. На ней белый лифчик, темные соски смотрят на нас сквозь тонкую ткань. Я смотрю на Ивана, он поставил какао, не может глаз отвести от груди. Она расстегивает лифчик и роняет его на пол.
— Подойди к ней, Иван.
Он смотрит на меня, я делаю знак, показывающий, что ему можно. Не отводя глаз от груди, он встает перед ней на колени.
— Красивая грудь у нее, как ты считаешь, Иван?
