Место было незнакомым. Разинутые рты парадных дышали парной кислятиной. Быстро устав от бега, я плелся мимо них, опасливо озираясь, но тишину тревожил лишь стук моих ботинок.
Присев на парапет и отдышавшись, я снова брел наугад. Косился по сторонам, посматривал вверх на темнеющие окна. Несколько раз казалось, что улицы играли со мной – я то заходил в переулок, из которого вышел с полчаса назад, то пару раз упирался в намозоливший глаза двор. Город превратился в ночной лабиринт, а я все шел, покачиваясь на потяжелевших ногах. Глаза слипались от усталости.
Нужно выспаться. Иначе превращусь в загнанную лошадь, чтобы скопытиться на радость здешней нечисти.
Я осторожно зашел в одну из парадных и поднялся по темной лестнице. Толкнул первую попавшуюся дверь. Она неслышно распахнулась.
Пустой коридор, комната с диваном и двумя стульями. Я опустился на посеребренный лунным светом тюфяк и почти сразу провалился в сон.
**
Звук. Движение. Оголенные нервы почувствовали за несколько секунд до того, как я открыл глаза.
На антресолях над дверью в комнате, где я был, вновь что-то завозилось.
Тряпье на антресолях зашевелилось, поползло и мягко ухнуло вниз, разлетевшись на серые комья. Показавшиеся пальцы крепко вцепились в края большой полки, медленно подтянули из сумрака маленькое высохшее тело в старом платьице. Обтянутый желтой кожей череп с остатками длинных черных волос повернул ко мне костяное лицо.
- Тили-бом, тили-бом, загорелся Кошкин дом, - прозвенел в полумраке детский голос, - и все умерли.
Высохшее тельце скатилось на пол и неспешно поднялось на ноги. Я попятился, уперся спиной в стену и вдруг провалился в неожиданно открывшееся сзади пространство, растянувшись на чем-то холодном и мокром. В глаза, привыкшие к темноте комнаты, ударил огромный белый день. Я зажмурился, встряхнул головой и осторожно приоткрыл веки.
Вокруг леденела застывшая под мерзлым снегом площадь, по которой медленно двигались черные фигуры. Некоторые сжимали в руках длинные веревки, таща за собой санки, где неподвижно чернели фигурки поменьше, похожие на толстые свертки.
Других цветов здесь больше не было. Черный и белый.
Мертвая стояла в нескольких шагах от меня. Лютый ветер трепал длинный подол и единственную прядь волос над маленьким сморщенным ухом. Она склонила голову на плечо и сделала неровный шаг ко мне, выгнувшись сломанной куклой.
- Давай играть.
