— Ну, что дальше, рассказывай! — Я уже была не рада, что ее отвлекла.
— Дальше? Дальше, что же дальше?.. — Кажется, она почему-то расстроилась. — Они ушли. Они вообще, по-моему, решили, что мы с Игорем совсем не знакомы.
— Почему?
— Я стала мяться — Игорь, кто это, кажется, охотник, или нет, художник, они переглянулись растерянно — и откланялись. И мне, знаешь, теперь жаль, что так получилось, такой мужик зашибенный, а главное, у него лицо — асимметричное…
Вечером я поехала к Игорю. Ирка говорила, что у него есть Фрейд, а мне как раз он просто необходим. Игорь оказался дома — и один.
* * *
Кстати, я так и предполагала, что она поедет к нему в этот же вечер. Законы женского царства изучить несложно. Я чувствовала почему-то вину перед мужчиной и женщиной, приходившими ко мне. Игорь, сказала я, это мужчина, с которым мы, кажется, виделись вчера? мы пробыли у него с подругой в гостях так с часок.
Их лица надо было видеть. А я — лгала. Нет, я не исказила факты, но умолчала — о чувстве.
Ведь я любила его ровно полтора часа! Полчаса до знакомства с ним любила я его тихий подъезд, старика с меловыми бровями и коричневой палкой, на которую он опирался выцветшими ладонями, и внука старика — Кольку, не виденного мной ни разу, я любила собаку Пальму, дремавшую на балконе, и привычку Игоря закрывать от случайных подружек дверь во вторую комнату на ключ, и подружку его в прозрачных шароварчиках, исчезнувшую Джинной из волшебной лампы, я любила тоже. Я вошла случайно в его жизнь и почувствовала ее как еще одну возможность своей жизни, а поскольку сразу, едва увидела его, поняла, что все равно отвечу ему отказом, к любви-предощущению прибавился тонкий аромат близкой потери, сладкая грусть невозможного, тихий и нежный отсвет чужого навеки окна… Так в лесу, собирая грибы, увидишь вдруг незнакомую тропинку и так захочется свернуть на нее, но уже поздно, уже пора домой и, зная, что сейчас, именно сейчас, ты потеряешь эту случайную тропку навсегда среди тысячи других малознакомых и чужих дорог, дорожек и тропинок, ты с грустью глянешь на нее и полюбишь за то, что никогда не увидишь, куда бы она тебя привела. А ступи на нее, и через каких-нибудь два часа уткнется она в гнилой забор старого загона, где понурый стоит жеребец, отгоняя надоевшую муху.
В тот миг, когда, обернувшись, встретила я твердый взгляд его серо-зеленых глаз, я прочитала в них сжатую до вспышки повесть нашей возможной семейной жизни: его ревность и склонность мучить, его неосуществленные притязания к обществу, к которому он презрительно повернулся спиной, его бессмысленные бабочки-однодневки, выпархивающие в жизнь только затем, чтобы загореться и обгореть, а потом долго-долго встряхивать лохмотьями черных крылышек.
