Так вот они — туда. Выходим на берег, — никого. Целая деревня шалашей в лесу, а людей — точно мор съел. Даже жутко стало. Лишь к вечеру поймали какого-то черномазого и столковались с ним; скажи, мол, своим, что мы друзьями пришли, никого обижать не намерены, а у вас же гостеприимства просим. Только тогда выползли из своих нор, да и то сперва одни мужчины, притом вооружённые по самую макушку. Ружья, пики, вилы, топоры… Прожили денька два с нами, — поверили, что мы не пираты, вернулись по домам все из горы. С месяц мы там прожили. Свыклись, — страсть! Народ сердечный, глупый. Плакали, как мы уезжали. Мадам Люси — это сестра Фернандова, она у них вроде как бы за жрицу или игуменью какую числится — всех нас благословила на дорогу. Величественная старуха. Должно быть, и впрямь куда хороша была смолоду.
— И мужа её, негра Томаса, вы знали?
— Нет, он умер лет за двадцать запять до нашей стоянки. Ещё до китобоя. И — чудное дело! Все островитяне, конечно, христиане, католики, а Томаса этого всё-таки почитают не то за святого, не то, пожалуй, даже за бога какого-то. Жертвы на могиле его приносят, подарки на неё вешают, молятся на неё, кланяются… вся уставлена горшками с салом, с вином пальмовым. И от нас требовали.
— Как? заставляли вас поклоняться могиле негра?
— Поклоняться не заставляли, а только серьёзничали, словно турки у Магометова гроба, — ни шутки не позволяли, ни легкомысленного вопроса о покойнике. А, если кто-нибудь из нас, им в угоду, окажет, бывало, почтение могиле Томаса, — ну, цветок что ли бросит, ленточку, бумажку цветную, или высыпет щепотку пороха, — тот им первый друг. Уж и не знают, как его почётнее принять и лучше угостить. Что же? Мы снисходили к ним. Отчего не угодить хорошим людям? Язык не отвалится помянуть покойника добрым словом. К тому же и не грешно: хоть и негр был, а всё-таки христианин. Молитвенник после него остался. Тоже берегут, как святыню. Опять же, между нашей братией, моряками, разборчивых на счёт религии немного. Безбожников нет, потому что и пословица ведётся: кто на море не бывал, тот Богу не маливался. Но — который католик, который протестант, который грек, — об этом мы мало заботимся. Моряк — он всех вер понемножку, ни одною не должен пренебрегать, потому что — как знать, какая и когда ему поможет?
Он засмеялся.
— Однако, заразительная, я вам скажу, штука суеверие! Ну, — что мы прожили на острове? Три-четыре недели! А, между тем, потом — сколько времени! — в карты ли не везёт, ветер ли крепчает, глядь, и поймаешь себя на том, что бормочешь островное присловье: «Дед Томас, заступись за нас!»…
