С трудом сдерживая панический страх (ибо каждый из нас, смертных, слаб), смотрел я, неофит, впервые пришедший сюда, на исполненные мрачного величия лики тех, кто служил Авикту. Я дрожал при виде жутких тварей, возникавших из дыма огромных жаровен; вскрикивал в ужасе, когда серые, зловонные и бесформенные существа злобно толпились у начертанного на полу семицветного круга, пытаясь проникнуть в него и наброситься на нас, стоявших в его центре. Преодолевая отвращение, пил я вино, которое наливали мне руки трупов, и ел хлеб, что подавали мне призраки. Но со временем я перестал ощущать необычность происходящего и преодолел страх, я нисколько не сомневался в том, что Авикт овладел всеми заклинаниями и способами изгнания духов и мог без особого труда избавиться от вызванных им фантомов.
Лучше было бы для Авикта, — и для меня, — если бы мой учитель ограничился знаниями, унаследованными от ученых и магов Атлантиды и Туле или от тех, что пришли к нам из земель My . Поистине, этого было бы довольно, ибо на пожелтевших страницах манускриптов Туле были начертаны кровью руны, с Помощью которых маг был способен вызвать демонов пятой и седьмой планет, прочитав эти письмена вслух в час восхода названных светил; волшебники из My оставили описание того, как приоткрыть врата отдаленного будущего; нашим же предкам, атлантам, были ведомы пути меж атомами и дороги к далеким звездам. Но Авикт жаждал проникнуть в самые страшные тайны, получить безраздельную власть над миром. — И вот, на третий год моего ученичества в руки ему попала блестящая, словно зеркало, пластина, оставленная, давно исчезнувшим Змеиным народом...
Когда отлив обнажал крутые утесы, мы спускались по скрытым в гроте ступеням к окруженному стеной скал, изогнутому как полумесяц берегу, где за мысом стоял дом Авикта. Там, на влажном сероватом песке, за пенными языками прибоя, мы часто находили обломки странных вещей, принесенных течением с чужих берегов или выброшенных ураганом из неведомых морских глубин. Там были пурпурные и кроваво-красные завитки огромных раковин, куски амбры, белые букеты вечно цветущих кораллов; а однажды нам попался варварский идол ив позеленевшей меди, стоявший в незапамятные времена на носу галеры с Гиперборейских островов...
Ночью бушевал шторм, всколыхнувший море до самого дна; к утру буря утихла, и в этот роковой день небо было безоблачным, ветры, посланные демонами, притаились среди голых скал в своих черных безднах; море тихо шептало, и волны лепетали, шурша на влажном песке, словно парчовые наряды бегущих девушек. За набегающей волной, в клубке ржаво-бурых морских водорослей, мы заметили что-то сверкающее солнечным блеском.
