— И они забрали твою работу…
— Совершенно верно, господин. Они передали ему всю мою работу. Еврею. Работу на епископа. — Он понизил голос. — Говорят, что этот еврей держит рабов. Он запирает их в переплетной мастерской, кормит объедками, и это позволяет ему брать за работу меньшие деньги. Это несправедливо. Работу для епископа должны делать христиане, а не евреи с их рабами-маврами.
— Слышали, Хосеп? — спросил Ромео. — Что же будет, когда все бумажные работы захватят евреи?
— Ну, этому не бывать, дружище, — сказал мужчина, который выглядел таким состоятельным. — Я знаю, как защитить свои интересы.
— Пришло время что-нибудь сделать, — произнес голос с противоположного конца стола.
— Мы здесь, Марк, — сказал третий. — Присоединяйся к нам.
— Тише вы, дураки, — пробормотал кто-то. — Кто знает, кто нас здесь может подслушать?
— Меч мести архангела Михаила сразит правителей-кровопийц, грязных священников и еврейских колдунов, — произнес голос из темноты. — Так же, как во времена наших дедов, в день его памяти он спас нас от французских захватчиков.
Но когда все повернулись, чтобы посмотреть, кто это говорит, там уже никого не было.
Глаза Ромео блеснули, он улыбнулся, держа в руке стакан с вином, который он даже не допил. Он поставил стакан на стол, перекинулся несколькими словами с владельцем таверны, заплатил за вино и выскользнул в теплую ночь. Его работа только начиналась.
Уже наступила полночь. Луна низко скользила над холмами, а дневной жар все еще окутывал бархатную темноту Жироны, как одеяло. От реки сочились миазмы грязи и мертвой рыбы, соединяясь с ароматами самого города — запахами кухонных остатков, гниющего мусора, уборных и умирающего дыма кухонных печей.
Город затихал. Только несколько самых отпетых гуляк еще не нашли себе ночлег — ароматный луг, пару мягких рук, или даже их собственные убогие лежанки. Стоя в северных городских воротах, лекарь Исаак попрощался со своим эскортом, перебросился со стражником парой слов и, сунув тому монету, целеустремленно направился в сторону еврейского квартала. Его башмаки из мягкой кожи привычно ступали по булыжной мостовой, и эхо его шагов разносилось в неподвижном июньском воздухе. Неожиданно он остановился. Эхо слышалось еще несколько мгновений, а затем исчезло: кто-то крался за ним в ночи. Исаак почувствовал в неподвижном воздухе дуновение страха и вожделения, а затем ощутил сильный запах зла. Он покрепче перехватил посох и ускорил шаги.
