Финики | страница 47



      Шут, поймав мой одинокий взгляд, решает меня подколоть:

      - А знаешь, сколько нам могли дать?

      - Сколько?

      - Лет семь каждому.

      Я чуть не подавился:

      - Сколько-сколько???

      - Ну, смотри, - начал загибать пальцы Шут, - национальная рознь, по предварительному сговору, вовлечение малолетних. Это всё отягчающее. Нападение с целью разбоя, причинение тяжких телесных повреждений. Много получается. Даже очень много.

      - Бля! - сердце снова сжалось, - зачем нужен такой риск? Ради пары пинков? Это же просто неоправданно! Семь лет за одного чурку!

      Слава, который не пил в этот вечер, задумчиво ответил:

      - Нет. Оправданно. Только так можно понять, какой перед тобой стоит человек.

      Это было так. Я был горд, что смог. Горд, что сделал. Горд, что всё это видела Алиса. Теперь она глядела на меня как-то по-другому. Как на своего боевого товарища, как на равного. И теперь я должен был всегда соответствовать завоеванному званию.

 ***

      Солнце лило свет на сталь винтовок, а облака по форме напоминали профиль дуче. Клекот орлов соперничал с единым шагом русских штурмовиков. Шум бежал от вострого стального взгляда, в котором спрятан ножевой блеск. Уродливые пупырчатые жабы лопаются под нашими чёрными подошвами. Это была война, и это было прекрасно. Мы бы сокрушили самого дьявола, если бы он рискнул показаться перед ползущим удавом революции. Я чувствовал себя шершавым кирпичом в стене. Патроном, ждущим очереди в обойме. Я, обнимая за плечи товарищей, был счастлив.

      Мы пьяные шли по улице и пели, а картинки в моём сознании сменяли друг друга. Я пнул железнобокую урну, воображая полицая в космических доспехах, Шут яростно зиговал, стараясь стереть свои плечевые суставы, и Слава пел грустным баритоном тягучую, как мёд, русскую балладу.

      Это прекрасно быть единым, не чувствуя политических различий. Едиными нас делал алкоголь. Какая к чёрту разница, кто во что верит, кто кому покланяется, если я чувствовал себя в рядах камрадов настоящей единицей, сильным множителем, а не круглым и гладким арифметическим ноликом. Во мне наконец-то проснулось подобие человека, доказавшее, что оно способно совершить поступок! Алкоголь, к которому я пристрастился, начисто стерилизовал внутренности от страха и я совершал поступки, на которые никогда бы не решился в трезвом виде.

      - Айда цыган щемить!

      Вы не ослышались, это предложил я! И... алкоголь. Не смотря на то, что остальные всё чаще предпочитали бухлу трезвенническую позицию, акции не утихали.