- Стоять.
Не доклеив листовки и стикеры, мы ждали приближения полицаев. Слава сказал, чтобы мы не дёргались, так как больше всего преследователя подзадоривает как раз-таки бегство. Вылезшие из машины полицейские, поправив намордники курток, подошли к нам и спросили:
- Чё делаете? Чё клеите?
Алиса тут же включила мастерскую женскую игру:
- Мы студенты, подрабатываем расклейкой объявлений. А то сами знаете, зарплаты маленькие, кушать охота. Работы нет, вот...
Менты мнут лица в сочувствии:
- Это точно. Вообще хреново всё.
Полицай смачно потянул носом, и собрался было уходить, когда его напарник, более смышлёный и молодой, задумчиво рассматривал взятый у меня стикер. Он сказал:
- Погоди, Василь.... Смотри, тут чего. "Защити будущее славянских детей... против чёрной оккупации.... За справедливость, русский вооружайся!"... это чё, Василь, такое?
Толстый полицай почесал рукой живот и показал, что обучение в школе милиции не прошло для него даром. Вспоминая хитрости российского закона, он юридически грамотно произнёс:
- Давай в отделение их, а там разберёмся.
Я никогда не сидел в участке, поэтому такая возможность угнетала меня больше, чем деградация русской нации. Сразу же захотелось убежать. Но Слава выступил вперед и ввел в концерт соло из несколько сотенных бумажек:
- Командир, давай договоримся?
- Без проблем, - улыбнулся довольный полицай.
Оставшиеся листовки мы доклеивали с эскортом из следующей за нами полицейской машины. Синим маяком она отпугивала серые тени, липнувшие к нашим лихорадочным движениям.
***
Был концерт, и было пиво. Я и подумать не мог, что алкоголь так сильно раскрепостит мои трезвеннические убеждения. С тех пор алкоголь прочно впитался в мою кровь. Играла настолько отвратительная музыка, от которой бы Шуберт сделал сам себе минет, что хотелось скакать, орать, бегать, драться, лишь бы отсечь от себя грубые рифы, глухой вокал и оккультный хрип говно-гитары.
- Ой-ой!
Я напился пивом под завязку и кинулся в пучину слэма, стараясь своротить кому-нибудь не то нос, не то душу. Недалеко плясал Шут, раскидывал людей Лом. Мы сеяли страх и ужас, а алкоголь, гидрой растекающийся в крови, делал меня королём. Страх, неуверенность, стеснительность - всё это испарилось под действием Бахуса. В меня вселились демоны вседозволенности, и в пылу слэма я не раз приближался к Алисе и, налетая на неё, ощупывал её тело. Лис быстро разгадала этот маневр и снабдила меня сильным ударом ноги в пах. После концерта заезжих гастролёров мы выползли на улицу. Улыбчивая апрельская ночка. Обветренная луна, при виде которой хотелось писать стихи. На её лимонном лбу покоился костяной венчик кратеров. И это было так прекрасно, что я возопил на всю мёртвую улицу:
