А так он всемерно старался не навредить Энн и в то же время держался с ней чуть отчужденно, в надежде со временем остудить ее пыл и заставить от него отвернуться к другому.
Он признавал иронию положения: всей душой он стремился быть теплым, щедрым, любящим мужчиной, то есть в точности таким, какого заслуживала Энн Коллистер. Но все его душевное тепло, щедрость и любовь были растрачены в безнадежном сражении, которое умудрились завязать между собой они со Сциллой.
Сцилла, разумеется, знала об их связи с Энн, и принимала ее в разное время по-разному. Сцилла смотрела на жизнь как на шахматную партию — «только гораздо забавнее», как признавалась она Годвину. Для него свести жизнь к игре было невозможно. Энн Коллистер, как и все прочие, не подозревала, что Годвина связывает со Сциллой что-либо сверх приятельских отношений. У Годвина, если он задумывался обо всей этой путанице, начиналась головная боль, как от джина. А потому он старался не задумываться.
Когда Энн в сопровождении Годвина вошла в обеденный зал «Рица», там уже сидел, ссутулившись над бокалом, опершись локтями на стол и опустив подбородок в ладони, Эдуард Коллистер. Он был несколькими годами старше сестры и несколькими дюймами ниже: невысокий коренастый человек с тонкими чертами уставшего и изборожденного морщинами лица. Густые каштановые волосы неряшливо распадались на пряди и свешивались на лоб. Годвин последний раз виделся с ним на чьей-то помолвке в середине лета. Прошедшие месяцы оставили на нем заметный след. Эдуард в середине тридцатых годов перебрался из Кембриджа, оставив мир академической науки ради министерской карьеры в Уайтхолле. Он то ли курировал, то ли консультировал, то ли администрировал разработки радара, который дал Королевским ВВС заметное преимущество в воздушной войне летом 1940 года.
Энн из-за бокала с шерри бросила на брата встревоженный, оценивающий взгляд.
— Да ты бледнее смерти, Нед!
— Пожалуйста, не надо патетики, — отозвался Коллистер.
— Правда, Роджер, он еле жив? Ох, я так за тебя беспокоюсь. Мать просто сама не своя.
— Представляю себе… — его губы над краем стакана с мартини раздвинулись в усмешке, и он просительно взглянул на Годвина.
— Скажи ей, Родж. Все, кого я знаю, выглядят так же.
— Я — нет, а ты меня знаешь, — сказала Энн, — и Родж тоже нет.
— Ты понимаешь, о чем я говорю.
— Тебе надо выбраться отсюда. Хороший выходной…
— Роджер, объяснил бы ты ей, что у нас тут вроде как война.
