Годвин кивнул.
— Вы давно его знаете?
— Я встречался с ним в Госларе в тридцать четвертом, в замке Кайзерпфальц — но очень бегло. Несколько лучше познакомился во время предвыборной кампании тридцать шестого в Нюрнберге. Я, мистер Годвин, скептик, но тогда в Нюрнберге я впервые в полной мере осознал силу личности этого человека. Меня часто называют надменным, я в самом деле гордый человек — но то, что я увидел и услышал в Нюрнберге, привело меня в смирение. Год спустя он обратил внимание на мою книгу и написал мне очень любезное письмо, из которого становилось ясно, что книгу он прочитал. Кроме того, он прислал мне издание «Майн Кампф» с автографом. Коротко говоря, он вытащил Германию из мусорной кучи…
— Но мы все слышали о преследовании евреев. Вы сказали, что ненавидите войну. А эти люди — безоружное мирное население.
Роммель устремил на Годвина долгий взгляд и не сразу, медленно и раздельно, произнес:
— Все, что вы могли слышать на этот счет, — совершенно не соответствует истине. Я побывал в варшавском гетто, и могу сообщить вам, что мы просто эвакуировали население, направляли их в трудовые лагеря… ничего бесчеловечного, ни в малейшей степени. Я не такой человек, мистер Годвин. Мы не сделали ничего такого, чего бы не сделала на нашем месте всякая армия. Они дрались с нами до последнего патрона, и мы победили их, обратили в плен — я говорю о поляках вообще, не только о евреях — и заставили трудиться. Если вы слышали что-то иное, значит, вас дезинформировали. Лично я не участвую в принятии политических решений… я всего лишь орудие правительства, как и всякий солдат. Так же, как, к примеру, Макс. Я просто делаю свою работу.
Годвин сказал:
— А я слышал, что ваши танки по вашему приказу расстреляли госпиталь — здесь, во Франции.
— В этом я виновен и никогда себе не прощу. Ужасная ошибка. Я видел, как это произошло, я немедленно отменил приказ, но несчастье уже случилось. На поле боя порой царит такая сумятица… но за подобное бессмысленно извиняться. Все, что мы можем, — не допустить такого впредь. Вот еще одна причина ненавидеть войну.
В дверь постучали и Харт впустил пару фотографов в военной форме. Они, неслышно кружа вокруг собеседников, принялись фотографировать.
— Вы можете продолжать, мистер Годвин. — Роммель подмигнул одному их фотографов. — Сделайте вид, что их здесь нет. Они невидимы. Я сам фотограф-любитель и склонен покровительствовать людям этой профессии. Прошу вас, продолжим.
