Кошки говорят «мяу» | страница 9



.

Он так и сказал мне, вскоре после исторической сцены уличения супруга в неверности и самообличения супруги — рассеянно водя ладонью по моей груди:

— Ты совсем не мала…

2

— Я всегда такая маленькая, когда вот так кончаю, — пробормотала я, вытягиваясь и жмурясь, как сытая кошка. — Как будто меня совсем и нет…

— Вот так кончаешь? — переспросил он. — А разве ты кончаешь по-разному? Разве бывает…

— Бывает, — не открывая глаз, кивнула я. — Бывает простой рефлекс, как у собачек Павлова, а бывает, что выворачиваешься наизнанку, как сейчас… Как всегда — с тобой…

(Господи, как здорово не думать, что можно сказать, а что нельзя… И как здорово говорить это по-настоящему, не врать, не…)

Как будто исчезаешь — становишься все меньше, меньше, а потом…

— Ты совсем, не мала, моя рыжая, — перебил он. — И не так уж безобидна, а?

— Ты про ляжки? Мне самой не нравятся толстые, но…

— Ляжки у тебя дивные. Слу-ушай, — он широко, словно от удивления, раскрыл глаза, — а ты и впрямь рыжая!

Я рассмеялась, но где-то в глубине сознания кольнула тупая иголочка — отзвук старой боли. Это была наша старая игра, еще с тех времен, когда…

* * *

Когда, ложась спать, я думала, скорей бы заснуть и проснуться уже завтра, потому что завтра я опять увижусь с ним, завтра снова приду в нашу комнатушку, три четверти которой занимает старый широкий матрас, и мы снова…

К сожалению, в той комнатушке хватило еще места для обшарпанного платяного шкафа, в котором кроме его вещей висел еще мой халатик и еще какие-то дежурные шмотки. И однажды, сбежав с институтских лекций — не могла в тот день утерпеть, — и придя к нему на час раньше обычного, я распахнула этот проклятый шкаф и в лучших традициях итальянского кино уткнулась взглядом в голую черноволосую девку, прикрывавшую прелести ладошками и смотревшую на меня с испугом, но… Кроме испуга в глазах ее плясали явные смешинки. И переведя взгляд на него, я увидела в его глазах…

Да, там была и досада, и виноватость, и даже слабенькая тень испуга (или мне так казалось), но под всем этим слабо, но отчетливо, мелькали те же смешинки. И именно они — я поняла это не тогда, а позже, намного позже, — а не вся эта нелепая и гротескная сцена с девкой в шкафу, ясно и твердо сказали мне, что все кончилось. Именно они резко и безжалостно объяснили мне то, чего я не видела раньше — просто не могла видеть, потому что… просто-напросто влюбилась в первый и в последний раз в своей жизни: что я для него вовсе не то, что он — для меня.