Кошки говорят «мяу» | страница 143
— Странно, — пробормотал я. — Ты, и — боишься.
— Ну, и что тут странного? У всех свои причуды. И страхи… — как-то нарочито небрежно, отмахнулась Рыжая, и эта нарочитость лишь усилила мое удивление. Это действительно сидело в ней.
— Про всех не знаю, а вот с тобой страхи как-то… Мало вяжутся. Ты ведь сильная баба, и страх — вроде как не твой жанр. В тебе, правда, силища есть — и клыки, и когти.
— Это — не во мне, — она задумалась и тряхнула своей рыжей гривой волос. — Не моя… А что, чувствуется?
— Говно вопрос.
— А ты?
— Что — я?
— Не сильный?
— Ты — скажи, — предложил я.
Она обернулась, поглядела на меня, помолчала и качнула головой.
— Не знаю…
— Никакой.
— Как это?
— Да, так. Ни рыба, ни мясо.
— Почему?
— Потому что сила в том, кто весь цельный. Ну… Как бы из одного куска. Не сплав, а чистый продукт, чистая порода. Не надо выбирать ничью сторону
— А ты — не чистый?
— Откуда ж мне быть чистопородным и цельным, родная, — усмехнулся я, — если один дед был еврей-скрипач, а другой — мент бешеный, который бабку под пистолетом выйти замуж за себя заставил.
— Ну, брось, — Рыжая недоверчиво уставилась на меня, забыв про шипящее мясо. — Так не может быть!
— Потому что — никогда? — прищурился на нее я. — Жизнь, Рыжик, — она опять вздрогнула, — иногда выкрутасы, почище книжек выдает.
— Она что — не любила его?
— Любила — не любила, — пожал я плечами. — Боялась она его. Вышла… Мать родилась. Они в городок небольшой перебрались — тоже на Украине. Там его сделали начальником городской милиции. Мать как-то рассказывала, он ее ударил однажды — первый и последний раз в жизни… Ей года четыре было. Она взяла и ушла. Из дому и из города — городок-то, правда маленький был, а они, вроде, на окраине жили… Ну, так он своих молодцев на лошадок посадил — всех, а вокруг города огромные стога сена велел поджечь… Такой круговой факел запылал. Нашли мамочку… Больше он никогда ее пальцем не трогал.
— Четыре года ей было? — недоверчиво переспросила Рыжая. — И ребенок взял и ушел?
— Ты не забывай, чей ребенок… Она же — его дочка, а кровь — не вода.
— Да-а, — протянула Рыжая. — Но ведь и в тебе его кровь. Такая смесь… Она гремучей может оказаться.
— Да не дрейфь, где там, — махнул я рукой и присосался к банке с пивом. — Природа на детках отдыхает. И труба — пониже, и пар — пожиже, словом, отовсюду сливки и в итоге — ни рыба, ни мясо. Ты меня не бойся, — я подмигнул ей, — мы тебя не больно зарежем. Ты благоверного своего бойся — ему хоть сейчас в джунгли, а я так… Как пес-барбос, просто погулять вышел.