— Многовато вытащила. Одной бы хватило.
Она фыркнула и равнодушно передернула плечами, не убирая голову с моего плеча. Что ж, ладно… У богатых свои причуды. И у рыжих — тоже. Волга плавно неслась к «Соколу», не доезжая до положенного для разворота места, резко свернула налево (в совсем не положенном месте), пересекла пустую встречную полосу и выскочила на Балтийскую.
— Так быстрее будет, — буркнул шофер, встретив в зеркале мой недоуменный взгляд.
Я пожал плечами, сдвинув ее голову. Рыжая недовольно фыркнула, выпрямилась и глянула в окошко — с моей, правой стороны.
— Сейчас покажу тебе… — пробормотала она, вглядываясь в проносящиеся мимо ларьки.
— Чего?
— Сейчас… Дальше.
Слева мелькнул кинотеатр «Баку», потом справа — художественный салончик, потом Волга резко тормознула у светофора и застыла.
— Сейчас я покажу, — сказал я. — Видишь, за этой девятиэтжкой другой дом торцом к нам стоит?
— Ну?
— Там мои родители живут… А когда-то и я жил. Лет тридцать назад… И двадцать — тоже, — она с каким-то странным изумлением уставилась на меня. — Ну, что ты? Обычные дома, ничего такого…
— Да, — кивнула она и усмехнулась. — Я как раз хотела показать… Вот в этой девятиэтажке жила я. С мамой и с дочкой. Правда, не так давно, как ты… Всего лет десять назад, но… Как совпало, а? Может судьба, — она на секунду задумалась, а потом: — Слушай, так ты наверно помнишь, как мой дом… ну, этот, — она ткнула рукой по направлению девятиэтажки, — строился. Да?
— Да, — кивнул я.
— А раньше, что на этом месте было?
Я промолчал.
— Ну, скажи? Что тут было? Я слышала, где-то тут инвалидный рынок был…
— Нет, это — в той стороне, дальше — махнул я рукой вправо.
— А тут что? Тебе жалко сказать?
— Да, нет… — я проглотил какой-то неприятный комок, вставший в горле. — Ничего не было… Помню стройпощадку… Балки какие-то валялись, железяки…
— А до стройплощадки? Еще раньше?
— Да, ничего. Просто… Пустырь. Грязный пустырь.
— А-а… — она обернулась и проводила взглядом убегавшую назад девятиэтажку. — Хороший район.
— Дворянское гнездо, — подал спереди голос водитель.
— Хлам, — пробормотал я.
— Чего? — он обернулся.
— Ну, раньше так говорили, — нехотя объяснил я. — Художники, литераторы, артисты, музыканты — по первым буквам: ХЛАМ.
— Ну, ты шутник, — рассмеялся он.
— А еще их называли — гримеры, — продолжал я.
Рыжая почуяла что-то не то в моем голосе, почуяла какой-то напряг, и не понимая его причину, вопросительно глянула на меня. Но я не обратил на нее внимания — я уловил нотку злорадства в смехе водителя, и нотка эта мне не понравилась.
