Трактиръ, въ который мы пришли, былъ, какъ и всѣ трактиры на Хивѣ, грязный, вонючій, переполненный золоторотцами…
Крикъ, шумъ, отборныя ругательства неслись со всѣхъ сторонъ… Дымъ махорки ѣлъ глаза… Лампы горѣли, какъ будто окруженныя туманомъ… Люди — оборванные, грязные, испитые, страшные, пили, ѣли, ругались, бѣгали, кружились, какъ будто въ какомъ-то водоворотѣ…
Мнѣ стало жутко… Тоска, какъ клещами, сдавила сердце.
— Бѣжать отсюда!… Но куда? Куда въ такомъ костюмѣ?.. Кому я нуженъ?..
Я съ отчаяніемъ и съ какой-то злобой принялся пить купленную старикомъ водку, думая заглушить этимъ боль сердца…
Съ каждымъ стаканомъ въ головѣ у меня мутилось все больше и больше… Передъ глазами мелькали какіе-то разноцвѣтно-яркіе кружочки, часто-часто, до боли… Въ вискахъ стучало… Сердце готово было выпрыгнуть вонъ… Къ горлу подступали и душили непрошенныя слезы…
Опомнился я и нѣсколько пришелъ въ себя только уже на свѣжемъ воздухѣ, когда мы, вмѣстѣ съ другими людьми, шли по улицѣ въ гору, мимо части, къ Ляпинскому ночлежному дому…
У подъѣзда этого дома, подъ навѣсомъ и дальше по тротуару, по порядку, «въ затылокъ» стояла толпа человѣкъ въ 500, ожидая когда отворятся двери…
Мы остановились въ хвостѣ этой ленты и стали ждать…
Пронзительно-жгучій морозный вѣтеръ дулъ прямо въ лицо и пронизывалъ до костей… Люди жались другъ къ другу, корчились, топотали ногами, ругались, проклиная тѣхъ, кто такъ долго не отворяетъ дверей…
Такъ пришлось стоять около часу… Весь хмѣль слетѣлъ съ меня… Я положительно замерзалъ… Все тѣло тряслось, какъ въ лихорадкѣ… Зубы выколачивали дробь… Малый въ жилеткѣ, стоявшій впереди меня, скорчился въ дугу и, какъ мнѣ казалось, тихонько плакалъ… Стоявшій позади старикъ кряхтѣлъ и ругалъ какого-то племянника скверными словами…
Наконецъ двери отперли… Толпа зашумѣла и, толкаясь, хлынула туда, какъ лавина… Вмѣстѣ съ другими я очутился въ огромной полутемной «камерѣ»… Двойныя нары занимали ее всю, оставляя узкіе проходы около стѣнъ и посрединѣ… Черный, сводчатый потолокъ мрачно висѣлъ надъ головами, придавая необычайно угрюмый и дикій видъ всей обстановкѣ…
Необыкновенно гулкій, какой-то странный, хаотическій шумъ и гамъ несся со всѣхъ сторонъ… Мнѣ слышались въ этомъ шумѣ звуки музыки, лай собакъ, звонъ, смѣхъ, плачъ, отрывистые возгласы и ругательства, отдаленные крики, шарканье множества ногъ по чугунному полу…
Дверь, безпрестанно визжа и хлопая, отворялась, впуская все новыхъ и новыхъ ночлежниковъ… Люди испитые, полуодѣтые, молодые, старые и совсѣмъ дѣти, ругаясь, толкаясь, крича, спѣшили занять мѣста на нарахъ. Что-то страшное, звѣриное было въ этой общей свалкѣ за обладаніе мѣстомъ… Вскорѣ всѣ мѣста на нарахъ были заняты, а люди все шли и шли… Стали ложиться на полу, въ проходахъ, полѣзли подъ нары… Крикъ и гамъ усиливался съ каждой минутой и, наконецъ, слился во что-то хаотически-страшное…
