— Вот, полюбуйся! — сказал он, входя со своей добычей к миссис Бантинг. — Восемьдесят ватт! Мы с тобой ложимся спать при сорокаваттной, почему же она этого не может?
— Ей хотелось такую лампочку, которая дает натуральный свет. Это у них теперь модно.
— Натуральный свет! — сухо сказал мистер Бантинг. — Судя по тому, как там разит пудрой и помадой, он ей меньше всего нужен. Господи боже, это еще что?
Он взял в руки следующий счет и строго воззрился на него.
— Свитер и фланелевые брюки — два фунта пять шиллингов. Тоже наша покупка?
— Это Эрнесту, — пояснила миссис Бантинг, ничуть не смущаясь недоумевающим тоном мужа. — Когда он вступил в члены клуба, ему пришлось купить себе такие же костюмы, как и у других молодых людей.
— Пришлось! — с раздражением повторил мистер Бантинг. — Пришлось! Слишком уж часто у нас в семье слышно: «Пришлось купить это, пришлось купить то». Значит, так модные брюки ему, а счет мне? Наш Эрнест, — продолжал мистер Бантинг, — живет так, будто у него сотни три в год дохода, а сам получает... сколько он получает, Мэри?
— Он дает мне двадцать пять шиллингов в неделю.
— Так ты не знаешь, сколько он получает?
Миссис Бантинг с невозмутимым видом перекусила нитку. — Точно не знаю, милый.
— Ну, тогда я сам постараюсь узнать. Я поговорю с Эрнестом, — и мистер Бантинг решительно отложил счет в сторону. — Не вижу я, чтобы мы с тобой богатели, старушка, — задумчиво проговорил он. — Да и вряд ли это когда будет. Бьемся, как рыба об лед.
— Такова жизнь, Джордж.
— Да... если обзаведешься семьей. А я, — он вздохнул, — я вот уже пятнадцатый год говорю, что тебе надо купить меховое манто.
— Мне это как-то не подходит, Джордж.
— Хорошо, что ты так думаешь.
Его взор снова упал на лампочку дневного света. После стольких трудов ему не хотелось двигаться, но нужно было принять какие-то меры; этого требовал отцовский долг. Он попробовал разжечь в себе угасшее негодование. Лампочка в восемьдесят ватт горит уже которую неделю: можно биться об заклад, что по небрежности ее оставляют невыключенной на целые часы, когда Джули уходит в кино. У них у всех такая манера — оставлять свет. Сколько раз ему приходилось отрываться от вечерней газеты, идти в холл или на лестницу, выключать ненужное освещение и спрашивать, как они, собственно, думают: это «Золотой дождь» или площадь Пикадилли?
— Слушайте, — начал он, входя в гостиную, — кто из вас так роскошествует с электричеством?
Во взглядах, которыми его встретили, читалась весьма слабо завуалированная насмешка. Проповедь о мотовстве являлась неизбежным следствием единоборства мистера Бантинга со счетами, и за последние полчаса в гостиной с минуты на минуту ожидали его появления. Но какой текст положит он в основу своей проповеди, этого никто не мог предвидеть заранее. На сей раз, очевидно, будет об электричестве. Ну что ж, пожалуйста. Все трое уселись поудобнее и приготовились выслушать гневную речь. Эрнест повернулся на табурете лицом к отцу, сложил руки на груди и опустил глаза долгу. Крис поднял голову от книги и ждал, держа палец на том месте, где его прервали. Но Джули вдруг ни с того, ни с сего закашлялась и была вынуждена прибегнуть к помощи носового платка. — Подавилась конфетой, — пояснила она захихикав.
