Майкен знала, что делала, отложив свое появление, пока все не соберутся. Только мы начали удивляться, где она, собственно говоря, пребывает, как Алида, сунув голову в дверь, доложила:
— Ее величество королева Мария Антуанетта Французская[84]!
Мгновение, и в дверном проеме уже стояла Майкен, а мы от удивления и восхищения в состоянии были лишь поднять дикий шум!
Я прекрасно знала, какая замечательная рукодельница Майкен, но все равно не могла поверить, что она в состоянии создать такое очаровательное одеяние XVIII века из пары старых простынь и мотка кружев. Волосы она собрала в высокую прическу и припудрила. И я никогда не поверю, что подлинная Мария Антуанетта была так же мила, как моя сестра, иначе ни у кого не поднялась бы рука ее обезглавить.
— Когда начнем отрубать голову? — деловито, с надеждой в голосе осведомился этот дьявол мистер Хайд.
— О, по-моему, ты, как всегда, можешь довольствоваться тем, что тебе отрубят язык, — ответила Мария Антуанетта и плавно заскользила по комнате, чтобы мы вдоволь повосхищались ею.
Вскоре прибыли наши гости: папин коллега, переодетый Дядюшкой Брэсигом, Аннастина, облачившаяся во фрак своего папы (она изображала «Девушку во фраке»[85]), а также мама и папа Аннастины, наши старинные друзья. Мама Аннастины утверждала, что она — Ma Chère Mère[86]. Дядя Юхан, папа Аннастины, не смог переодеться, но сказал, что он сам собирается написать книгу под названием «Господин Медельсвенссон[87] пускается в разгул» и теперь изображает главный персонаж именно этой книги.
— Посмотрите только, как я шевелю ушами, — сказал он, шевеля ушами.
Этим искусством он владеет в совершенстве. Йеркер тут же страшно позавидовал ему и все время упорно тренировался до тех пор, пока не настала пора ему ложиться спать.
Угощение состояло из мороженого, торта, вина, кофе, печенья и вишневого ликера для взрослых.
Потом мы танцевали, хотя с кавалерами было туго, в особенности после того, как Сократ, Дядюшка Брэсиг и Господин Медельсвенссон сели играть в карты. Сократ один раз ошибся и пустился в долгие объяснения, почему так получилось, но тут Дядюшка Брэсиг сказал:
— Эта защитная речь совершенно недостойна Сократа.
И тогда папа заявил, что Дядюшка Брэсиг — богохульник, раз он говорит о защитной речи Сократа в такой связи. Вообще-то Сократ мерз в своих двух простынях, и поскольку он немного страдает ревматизмом, то вскоре пошел и переоделся в свой более теплый обычный костюм.
