Не вода была в Вилсуе – камни пополам с пеной. Ушкуи тянули бечевой, сложив на палубах бесполезные весла. Ратники скользили на мокрых камнях, срывались в бешено кипящую воду, снова упрямо хватались за бечеву. И так – верста за верстой, день за днем, без устали. Совсем близко уже Растесный камень, за которым кончалась река и начинались горы. По другую сторону перевала неподалеку от истоков Вилсуя, были истоки первой сибирской речки Коль, притока Вижая. А речка Вижай вливалась в большую уже реку Лозьву, которая протекала по окраине «княжества Пелымского», владения «князя» Асыки. Небольшое, кажется, расстояние по сравнению с двумя тысячами верст предыдущего водного пути, но с каким трудом пришлось его преодолевать!
Летописцы не сообщили никаких подробностей небывалого горного волока через перевалы Среднего Урала, но можно предположить, каких неимоверных усилий это стоило, сколько трудов, настойчивости и смекалки приложили русские ратники, чтобы перетащить на руках через «Камень» тяжелые суда, «тюфяки» и пищали, припасы и снаряжение, необходимые для сражений и многомесячного похода по «земле незнаемой», какой была тогда для русских людей Сибирь.
Скорее всего, «тюфяки», пищали, огненный припас, ядра и «дробосечное железо», тюки с товарами и продовольствием, весла, рули, снасти сняли с судов еще перед перевалом, но и без всего этого тяжесть была великая. Ушкуи катили вверх по бревнам, впрягаясь в бечеву десятками людей. Пушки волокли на деревянных полозьях, тоже бечевой, остальное несли на плечах. И так – день за днем, со стонами и надсадным хрипом, до изнеможения. Простоволосые, в пропотевших нательных рубахах, ратники были похожи на мужиков-страдников. Да это и была настоящая страда – до кровавого пота, через силу.
Вполз судовой караван на перевал, начался спуск – тоже нелегкий и опасный. Теперь ушкуи не тянули бечевой, а сдерживали, упираясь пятками в камни. И, наверное, великим счастьем показались ратникам быстрые струи горной речки Коль: хоть и немного воды, и перегораживали судовой путь бесчисленные пороги и каменные перекаты, но все-таки не на руках нести ушкуи, кое-где можно было плыть по течению. Нелегким был путь и по порожистому Вижаю, но шире стала вода, уже не такая бешеная, а от устья Вижая вниз по реке Лозьве и совсем приволье. Правда, еще верст двести Лозьва текла в высоких крутых берегах, но порогов было мало, глубина достаточная, дно песчаное.
Негде было здесь селиться людям: берега обрывались прямо в студеную воду. Но верст за восемьдесят до устья Лозьвы левый берег начал постепенно сглаживаться, потянулся песчаными отмелями, лесами, болотами. Здесь встречались первые селенья вогульских охотников и рыболовов – паулы. В шалашах, крытых берестяными полотнищами, жили большие вогульские семьи – юрты, объединявшие людей разных поколений, насчитывающие по нескольку десятков человек: деды, сыновья, внуки с женами и детьми. Зимой, когда болота замерзали, вогулы уходили в тайгу и там «лесовали» до весны. Добывали лесного зверя разными хитроумными способами: строили на многие версты жердяные «загоны» и облавой загоняли туда лосей; рыли на медведей глубокие ямы-ловушки с острыми кольями на дне; настораживали на звериных тропах большие луки-самострелы; ставили силки и петли на зайцев; белок и соболей били из луков тупыми стрелами, чтобы не попортить шкурки. Где-то в лесных чащобах стояли их зимние городки, обнесенные частоколом с землянками, крытыми жердями и дерном; окон не было, свет проникал через отверстие в крыше, которое служило и дымоходом. Летом вогулы обычно переселялись во временные селения на берега рек и озер, ловили и заготавливали на зиму рыбу. Однако в этом году, испугавшись «судовой рати», они разбежались по лесам. Так до самого Пелымского городка воеводы и не встретились с вогулами.
