Вошел. Следом Голицын. Иван наклонился, поднял моток веревки, другой передал Антоану. Кивнул на того, помельче, что лежал справа. Сам кинулся на левого, что был крупнее.
— Ага, попался!
Левый открыл глаза, хотел, верно, крикнуть, но жесткая широкая ладонь зажала рот. Сразу стало трудно дышать, не до крику. Англичанин вытаращил глаза, но напавший с силой перевернул его на живот, свел на спине руки и стал их вязать, вдавив его голову в подушку. Затем перевернул, усадил и, показав огромный кулак, прошипел по-русски:
— Будешь орать, убью. Понял?
Англичанин сморгнул.
— Понял, я спрашиваю?
— Да, — ответил тот по-русски.
— Молодец, — констатировал Тауберг и подкрутил огонек лампиона поярче.
Тем временем закончил со своим и Голицын, сев на него верхом. Правда, второму англичанину, щуплому, но верткому, все же удалось довольно громко выкрикнуть: «What's happening?» [3], — но это были последние слова, сказанные обитателями палатки без разрешения ночных гостей. Щуплый тотчас получил кулаком в ухо и сразу все понял, чему способствовал тонкий звон в горевшем пламенем слуховом органе, будто его обладателя постоянно атаковал навязчивый комар. Вообще, англичане оказались ребятами сговорчивыми и понятливыми, однако эти лучшие их качества проявились не сразу, когда речь зашла о найденных письмах.
— Господа, поверьте, вам лучше отдать нам эти письма. Иначе вас ждут большие неприятности, — увещевал иноземцев Тауберг. — Я, — он посмотрел на Голицына, — мы с моим товарищем уполномочены изъять у вас эти письма любой ценой. Вы понимаете, о чем я говорю?
— Вы не можете ничего нам сделать, — отозвался по-русски крупный. — Мы подданные другого государства, и по Парижской конвенции…
— Плевать я хотел на ваши конвенции, — начинал терять терпение Тауберг. — У меня предписание отобрать у вас эти письма, а вас самих, как бы это помягче сказать, ликвидировать, как свидетелей. И я это сделаю.
— Это уж да, — отозвался со своего места сидящий на щуплом Голицын. — Поверьте мне, господа, он это сделает.
Англичане переглянулись. Было видно, что слова Тауберга подействовали на них, и следовало быстрее развивать успех.
— Кроме того, вами совершено убийство, — нахмурил брови Иван. — И никакие конвенции не спасут вас от Сибирской каторги.
— Какое еще убийство? — подал голос крупный.
— Вы убили агента Императорской Экспедиции секретных дел. А убийство должностного лица по нашим законам карается бессрочной каторгой. Ведь заживо сгниете, господа иноземны. Или медведи задерут. Там, куда вас отправят, медведи разгуливают, как вы знаете, прямо на улицах.
