— Извозчик!
Когда тот подкатил, и Голицын с Таубергом, избегая смотреть друг на друга, двинулись к пролетке, из-за угла показался запыхавшийся Африканыч. Завидев, что князюшка не один, дядька, выдерживая все правила неизвестной ему конспирации, закричал на всю улицу:
— Господин Марципанов! Мечислав Феллицианович, погодите!
Голицын вздрогнул и втянул голову в плечи. Тауберг, невольно оглядевшись, кого это зовет бегущий прямо на них старикан, и никого вокруг не увидев, сел в пролетку. Антоан хотел было сделать то же самое, но подбежавший старик схватил его за рукав.
— Вас все уже обыскались, барин, — метнув в Тауберга испуганный взгляд, торопливо сказал дядька. — Вот и Иван Афанасьевич на ловли собрались, только вас и дожидают.
— Мечислав Феллицианович? — усмехнулся Тауберг. — Так это вы? Эко имечко у вас ныне. Вы садиться-то будете, господин Марципанов?
Антоан, меча из глаз молнии, кои непременно наделали бы дырок в ком ином, не столь толстокожем, как Африканыч, отдернул руку.
— Отстань, Степан, — примирительно сказал он и, оглянувшись на Тауберга, заметил, что тот достал часы и, глядя на них, хмурится. — Мне сейчас некогда. Ступай и скажи там, что я скоро буду. А на ловли Иван Афанасьевич пусть отправляется без меня. Ступай, ступай.
— Не могу, барин, — протиснувшись меж ним и пролеткой, произнес дядька тоном, коим говорят покаянную молитву или последнее слово перед четвертованием. — Что хошь со мной делай, бей, ссылай на выселки али продай какой-нибудь Салтычихе, а не пущу я тебя с энтим господином. Ведь вы опять стреляться удумаете, а сего я допустить никак не могу.
Голицын поднял на Африканыча глаза и посмотрел на него в упор. Старик взора не отвел и смотрел на князя, не мигая. В его мутноватом взгляде читались фанатичное упрямство быка и отчаянная решимость висельника-самоубийцы.
— Простите, господа, но мне более недосуг лицезреть ваши семейные разбирательства, — подал голос Тауберг. — Что же касается вас, господин Марципанов, — с безграничным сарказмом произнес подполковник, — то сообщаю вам, что я остановился в гостинице «Европейская» и буду несказанно рад вас видеть у себя в любое устраивающее вас время. Пошел!
Ванька ухарски свистнул, хлестнул соловую кобылу вожжою, и пролетка с Таубергом тронулась. Антоан, метнув еще одну молнию в Африканыча, повесил голову и, превратившись в Мечислава Феллициановича, понуро поплелся по улице в направлении дома Селивановых. Позади него, словно гарнизонный солдат, конвоирующий тюремного сидельца-колодника, шел Африканыч и смотрел барину в спину. Его взор, и без того замутненный немалыми прожитыми годами, застилался теперь еще и жалостливой слезой.
