Вскоре мы увидели, что таможенный чиновник конфисковал у той пожилой пары два кувшина с собранными на пляже камешками и ракушками и махнул рукой следующему автомобилю. Вскоре он добрался до нас, минут двадцать изучал наши паспорта, удостоверения личности и сертификационные письма от университета, затем открыл переносные холодильники с вакциной и выстроил их в рядок на раскаленном асфальте.
Тут Зора, все это время молча стоявшая возле него со скрещенными на груди руками, спросила ледяным тоном:
— Вы ведь, разумеется, должны понимать, что если сыворотка находится в холодильнике, то это означает, что данное лекарство реагирует на изменение температурного режима? Или в вашей деревенской школе вам не рассказывали, для чего существуют холодильные установки?
Она прекрасно знала, что все документы у нас в полном порядке и реально он нам никак повредить не сможет. Однако брошенный ею вызов не прошел без следа. Ядовитые замечания Зоры привели к тому, что этот тип еще минут тридцать изучал наш автомобиль в поисках оружия, безбилетных пассажиров, особо ценных ракушек и домашних животных, не имеющих сертификата.
Каких-то двенадцать лет назад, до войны, жители Брежевины считались нашими соотечественниками. Границу все воспринимали как шутку, простую формальность, через нее можно было сколько угодно ездить на машине, летать на самолете или ходить пешком — хоть по лесу, хоть по воде, хоть по равнине. Обычно, пересекая границу, мы угощали таможенных чиновников бутербродами и маринованным перцем. Никто даже фамилию у тебя не спрашивал, хотя, как оказалось впоследствии, всех это очень даже тревожило и всем на самом деле хотелось знать твои имя и фамилию. Цель нашей поездки в Брежевину отчасти состояла и в том, чтобы хоть как-то восстановить утраченное единство. Столичный университет имел намерение сотрудничать с местными властями и предлагал помощь нескольким сиротским приютам, желая снова привлечь молодежь в столицу, но теперь уже из-за границы. Таков был дальний дипломатический прицел нашей миссии. Проще говоря, нам с Зорой предстояло немного оздоровить детишек, ставших сиротами по милости наших же солдат, обследовать их на предмет пневмонии, туберкулеза и педикулеза, а также сделать им прививки от оспы, свинки, краснухи и прочих инфекционных заболеваний, свирепствовавших как во время войны, так и в течение тех тяжких, полных лишений лет, которые последовали за ней. Один наш знакомый, с которым мы, собственно, и должны были встретиться в Брежевине, францисканский монах фра Антун, человек чрезвычайно гостеприимный и исполненный энтузиазма, заверил меня, что никаких особых трудностей во время этой поездки не возникнет, а его родители выразили полную готовность приютить нас в собственном доме. Голос фра Антуна всегда звучал весело, что было просто поразительно, если учесть, что этот человек последние три года вел жесточайшую борьбу, собирая средства на создание первых государственных детских домов на побережье. В настоящее время он дал у себя в монастыре хлеб и кров шестидесяти осиротевшим ребятишкам, хотя там, в принципе, должно было проживать всего человек двадцать монахов.
