И, несмотря на беспорядок, в кабинете интересно, уютно, красиво. Хозяева деловито-веселые, на вид беззаботные, хотя Вера много работает и вечно занята. После расспросов о Москве, о друзьях, о родне, о делах, после обмена сувенирами, моими - из Москвы, Вериными - из Флоренции, садимся среди чемоданов пить кофе с чудным домашним фруктовым пирогом, который Вера успела сунуть в духовку и вовремя вытащить...
Григорий Михайлович интересуется театральной жизнью в Москве и, заразительно смеясь, рассказывает о том, как он играл роль Христа в каком-то фильме.
Я уже не в силах вести общий разговор и начинаю вводить свою тему.
- Эдит! - восклицает Вера. - Ну конечно, мы были очень дружны с ней! Часто встречались. Она ведь очень любила слушать, как Гриша пел старинные романсы. Она восхищалась им ужасно...
Вера вспоминает интересные и смешные эпизоды из их встреч. Хорошо говоря по-русски (мать ее была русской), она все же грассирует.
- А вы знаете, что это была настоящая героиня! Она же совершила подвиг... Это было во время войны, - начинает вспоминать Вера. - Ее пригласили в маленький германский городок, в лагерь для военнопленных французов. Она поехала со своей секретаршей. Выступила перед заключенными французами, чем доставила им громадную радость. А потом попросила разрешения у коменданта лагеря сняться на память с заключенными.
Комендант разрешил, и Эдит увезла в Париж свою фотографию среди 120 пленных. Вернувшись, она отдала увеличить этот снимок. Заказав 120 фальшивых документов, она вырезала из общей фотографии каждое лицо отдельно, наклеила на документ и сумела достать для каждого печать полицейского управления.
А потом снова попросилась на концерт в тот же лагерь. Ее пригласили, и в чемодане с двойным дном она провезла 120 документов, которые сумела ловко передать заключенным вместе со своими автографами. Если бы немецкое командование узнало об этом, она была бы расстреляна на месте. Вот какая была Эдит! И представьте себе, что она терпеть не могла, когда кто-нибудь начинал разговор об этом... Вот! - закончила Вера, наливая мне горячего кофе. - У вас есть "Баллада о солдате", а у нас "Баллада о ста двадцати", могу вам подарить эту "балладу"...
Я сидела пораженная. Эдит предстала передо мной совсем в ином свете. Это было мало похоже на ее взбалмошную, хаотическую натуру. Здесь уже нужно |было нечеловеческое хладнокровие, выдержка и бесстрашие... Совсем недавно я узнала о том, что передавая эти документы военнопленным, Эдит выполняла поручения партизанского штаба, находившегося в Париже.
