Колдфелл был очень рад, что ему не пришлось хоронить Люси рядом с Маргарет, его первой женой, которая с достойными ее титула почестями упокоилась в фамильном склепе в поместье «Семь дубов», что в Лестершире. Ах, умница Маргарет, супруга его души, чьим единственным недостатком было то, что она не смогла подарить ему сына!
— Я… я весьма сожалею о вашей утрате, граф, — чопорно проговорил Хоуксклиф, избегая встречаться с ним взглядом.
Колдфелл покосился на герцога, вздохнул и кивнул.
— Трудно поверить, что ее действительно больше нет. Такой молодой. Такой полной жизни.
— Что вы теперь будете делать?
— Завтра я уезжаю в Лестершир. Уверен, несколько недель в деревне помогут мне успокоиться. — Посещение «Семи дубов» к тому же избавит его от подозрений, когда этот человек сделает за него все, что нужно.
— Не сомневаюсь, что там вы скорее придете в себя, — произнес Хоуксклиф принятую в их кругу формулу вежливости.
Оба надолго замолчали. Хоуксклиф погрузился в печальные думы. Колдфелл размышлял о том, что теперь ему будет не по себе в роскошном поместье в южном Кенсингтоне — месте, где умерла Люси.
— «Опускайте гроб! Пусть из ее не оскверненной плоти вырастут фиалки!»[1] — еле слышно процитировал Хоуксклиф.
Колдфелл посмотрел на него с жалостью:
— Слова Лаэрта на могиле Офелии.
Герцог молча смотрел на буквы, высеченные на памятнике, — имя Люси, даты ее рождения и смерти.
— Я никогда не касался ее! — наконец заговорил он и повернулся к Колдфеллу, сжавшись от внезапной боли. — Даю вам слово джентльмена! Она вас никогда не обманывала.
Колдфелл спокойно выдержал его взгляд, затем кивнул, по-видимому, удовлетворенный, но вообще-то он и так все знал.
— Ах, Роберт, — произнес он после долгой паузы, — это так странно — как они ее нашли! Она каждый день ходила на наш пруд рисовать лебедей. Как могла она оступиться? Быть может, в голове у меня путается от горя, но все это для меня полная бессмыслица.
— Она никак не могла оступиться, — убежденно заявил Хоуксклиф. — Она была осторожна… очень осторожна.
Его пыл поразил Колдфелла. Прекрасно, значит, все будет намного проще, чем он думал.
— Позвольте вас спросить, граф, — продолжал герцог, — не докладывали ли ваши слуги о чем-нибудь необычном в тот день?
— Не докладывали.
— Никто ничего не заметил? Не слышал? Она ведь была недалеко от дома. Неужели они не слышали, как она звала на помощь?
— Может быть, она ушла под воду, не успев закричать…
Хоуксклиф отвернулся, его твердые губы были крепко сжаты.
