Леня осел на землю и задремал.
— Может, хоть оттащим его с дороги, — предложил Митяй.
Тяжелые пакеты погрузили в «казанку», Шурик разулся, отвел лодку от берега и вспрыгнул на корму. Глянцевая вода сморщилась и разбежалась вдоль бортов спиральными валами.
— Давай на всю катушку, — сказал Митяй, — что ты ползешь!
«Джонсон» взял тоном повыше, «казанка» вышла на глиссаж, пакеты звякнули и покатились к ногам Шурика. Прибрежные кусты образовывали со своим отражением шары и шарики — изумрудные, малахитовые, нефритовые, нанизанные на желтую полоску береговой тресты. Шурик сделал крутой вираж, вода скомкала отражения, добавила в них свечение перламутра, усложнилась форма, загадочнее стали ассоциации.
— Не так, — замотал головой Митяй. — Пересядем.
Он опасно поднялся во весь рост и шагнул к корме. Шурик изловчился, благополучно разминулся с Митяем и пересел на нос.
Митяй делал крутые петли, сбрасывал газ и резко врубал снова, лодка подпрыгивала на своих же волнах, плясала и раскачивалась.
— Наливай! — крикнул Митяй.
Неохотно поднялась цапля, недовольная изломанным своим отражением, отлетела вперед метров на двадцать и снова воткнулась в тростник. Небольшое облако заслонило солнце, из-под него вытягивались длинные лучи. Набежал легкий шквал, стер с воды глянец.
— Боженька подглядывает, — рассмеялся Шурик. — Видишь, реснички.
Он разлегся на носу и запел высоким пронзительным голосом:
А я зарою
Войны топор
Среди высоких гор,
Среди высоких гор,
Я не желаю больше воевать…
— Что это? — прокричал Митяй.
— Драматический тенор!
— Что-что?
— Дра-ма-ти-ческий тенор!
Митяй безнадежно махнул рукой.
К деревне подъезжали тихо.
— Видишь? — Митяй ткнул пальцем в пустое небо над берегом. — Вон там!
— Нет, — понял Шурик, — чуть левее.
4.
— Ну что, Манилов, с тебя и начнем.
Яков Семенович подождал, пока Георгий допьет кофе, взял его кружку, ополоснул вместе со своей, аккуратно поставил на полку. Георгий терпеливо наблюдал.
— Или как? — не выдержал он.
Яков Семенович зашел в комнату и вернулся с деньгами.
— Вот. Две тысячи, к сожалению. Только если это туфта, верни сразу.
— Не туфта. Уже и участок выделили.
— Где? — настороженно поинтересовался Яков Семенович.
— Знаешь бугорок между Митяем и выселками? Над рекой. Там, говорят, когда-то кузница была…
«Ну что ж, пока грамотно, — размышлял Яков Семенович, направляясь к бугорку. — А кузница — не помеха. В этом есть даже какой-то дополнительный смысл».
Какой все-таки смысл, Яков Семенович додумывать не стал — бугор сиял перед глазами крупными чашечками купавы, простоватым лютиком, белым болиголовом и еще чем-то сиреневым. В проплешинах сизого мха выпирали доисторические чешучайтые желваки молодила — бежевые, розовые и нежнозеленые, суровые и беспомощные, как вылупившиеся ящеры. Женщины в резиновых перчатках охотно высаживали их меж садовых своих валунов.
