— А что? — сказал я. — Давайте!
Юлька хорошо придумала. Мне понравилось.
— А она мальчик или девочка? — задала вдруг такой вопрос Юлька. Я удивился.
— А что, у нее имени нету, что ли? Этот дядька ее никак не называл? Или его?
— Никак, — мотнул светлой головой Пальма. — Только "Иди сюда", а иногда еще похлеще.
Я вздохнул. Ну и да. Надо было задушить этого мужика. А то вдруг он заведет еще одну собаку?
— Но, по-моему, это девочка, — неуверенно сказал Пальма. — Я слышал, он назвал ее так… Ну, в общем, неважно.
— Значит, вы не знаете, как ее зовут? — пробормотал я, пытаясь совладать с диким соблазном пойти и придушить одного выродка.
— Не-а. Можно придумать, — предложила Юлька.
Я кивнул. У маминых знакомых есть собачка Жучка. Но не стану же я так называть свою собаку, в самом деле. А как — без понятия. Я в надежде посмотрел на брата с сестрой. Те смотрели на меня примерно так же.
— Ну и что? — сказал я, понимая, что так, молча, мы точно ничего не добьемся. Пальма пожал плечами.
— Это твоя собака. Ты и придумывай.
— Назову Пальмой, — сострил я. — Самое имя для собаки. В честь одного коммуниста…
Пальма снова дернул плечом: мол, мне по фигу.
— Ладно, — решил я и достал из рюкзака остатки тетрадочки. — Сделаем так, как обычно делают в таких случаях. Сейчас каждый напишет то имя, которое ему нравится, а потом кто-нибудь перетасует бумажки…
— Ты, — сказал Пальма.
— Да кто угодно…
Я вырвал из похудевшей тетради листик и порвал его на три равных части. Одну дал Юльке, другую — Пальме, а еще одну оставил себе.
— Ну ручку давай тогда, — сказала Юлька и повертела бумажку в руках. На обратной стороне я когда-то довольно коряво нарисовал лист конопли. Скорее всего, это было на уроке биологии. Нам однажды раздавали образцы растений для какой-то лабораторной работы (вот глупое название — лабораторная работа: вместо положенной лаборатории обрисованные неровно полаченные парты), и весь класс мне завидовал — мне достался образец конопли. Лебедев, сидевший со мной за одной партой, хохотал пуще всех и еще говорил, что за такой образец даже я меньше пятерки не могу заработать. Биологичка, заметив наш восторг, подтвердила слова Лебедева. Она сказала, что очень надеется, что эту работу я напишу хорошо, так как с коноплей, вероятно, уже знаком. Я не знал даже, как это воспринимать: как оскорбление или как шутку.
А впрочем, это было все равно. С коноплей я был знаком не больше, чем с каким-нибудь луговым мятликом (бедная Алиханова: этот мятлик ей достался) и за эту работу получил трояк. И Лебедев с каким-то своим багульником тоже. Не странно: мы ржали весь урок, вместо того, чтобы писать или хотя бы думать. Нас даже рассадить грозились — не после биологии, а вообще. Не успели.
