— Ладно, — буркнул Мишка, — реванш.
Делиев хмуро тасовал карты. Как будто чувствовал, что победы не предвидится.
Лебедев скучал. Он временами переписывал задачу с доски, но чаще играл в гоночки на своем сотовом телефоне. Место рядом с ним пустовало. Я сел на свободный стул и стал слушать жалкие попытки Плетневой объяснить задачу. Скоро нервы у практикантки не выдержали и она вызвала к доске Игорька. Может, ей сказали, что Игорь хорошо знает математику, а может, она вызвала его просто так, случайно. Старостин добил эту дурацкую задачу про озверелых пешеходов, у которых, видимо, внутри спрятан мотор, девушка похвалила его и снова посмотрела в журнал.
— Следующий номер… сорок пятый… прошу сюда Кота, — сказала она. Все с интересом уставились на нее.
— Его нет, да? — растерялась практикантка под тридцатью пристальными взглядами.
Ну что ж, в некотором роде меня действительно нет. Так что она угадала.
— Кот умер в пятницу, — сказал Лебедев, укладывая телефон в карман. — Наверное, не зачеркнули еще в журнале…
Девушка оказалась впечатлительная — она здорово побледнела, но ничего не сказала — просто продолжила вести урок. Вместо меня она вызвала Алиханову.
Кот умер в пятницу. Я умер в пятницу.
Я прокручивал слова Лебедева в голове, прокручивал и понимал, что снова начинаю задыхаться. Мне срочно нужен был свежий воздух. Я рванулся с места, пролетел через дверь, даже не думая, что я могу проходить через двери, как-то само собой, пробежал ступеньки, перепрыгивая через две-три, и выскочил на улицу.
Я судорожно заглатывал воздух. Мне его катастрофически не хватало. Я глотал, вдыхал свежий воздух, не в силах примириться со страшной мыслью, что я погиб.
Я отдышался и заревел. Ну что это такое, ну почему мне так не везет! Я в сердцах долбанул ногой по школьной двери, оставив на ней грязный след. Мне почему-то после этого стало стыдно. В конце концов, школа не виновата в моих несчастьях. Я рукавом оттер грязь и, всхлипнув, сел на ступеньки.
Я больше не хочу быть мертвым. Я хочу жить.
— Чего ревешь? — подошла ко мне рыжая девчонка моего возраста в пестрой футболке. Она на ходу жевала здоровенный батон хлеба.
— Хочу и реву, — весьма недружелюбно ответил я. — Твое какое дело.
Девочка снова откусила кусок и пожала плечами.
— Ну, не знаю. А что — иду, смотрю — ты плачешь. Я и спросила.
Я прищурился.
— Ты… меня всерьез видишь?
Рыжая девчонка удивленно приподняла брови.
— Ну… да. А что? Ты что, невидимка? — засмеялась она. — Тогда извини. Маскируйся лучше.
