Немного было среди отъезжающих и явных этнических украинцев — большинство из них выехали из Америки в первые же годы массовой эмиграции, а те, что рискнули остаться, мелькали теперь вышитыми сорочками в толпе армян, греков, поляков, немцев и других европейцев, сорвавшихся под мощным восточным ветром с насиженных американских гнёзд.
Грустные Филимоновы размышления о судьбе страны и нации прервало появление большой семьи, в лицах и стиле одежды у которых явно прослеживались черты коренных жителей Американского континента. Они чинно прошествовали через весь зал, неся на руках столетнюю еврейскую бабушку, которую то ли купили в свое время, то ли выкрали, но сделали своей родственницей, обеспечившей статус беженца всему гордому племени вампаноагов.
Бабушке было уже все равно. Ей нужно было дожить до посадки в самолет. Ради детей, внуков, правнуков и праправнуков, которые с неподдельной надеждой вглядывались в ее уставшие от жизни глаза.
И она дожила.
Когда объявили посадку, Фила несколько покоробило: он только теперь обратил внимание на номер рейса — «1313». До земли обетованой нужно было добираться под сомнительным числом. Наверняка эти цифры беспокоили и других пассажиров, но они безропотно зашустрили по трапу, незаметно сплевывая и через левое плечо, и через правое.
Филу досталось место у окна.
Ему приходилось много путешествовать, и он любил летать допотопными самолетами, которые не поднимались в космическое пространство и не превышали скорости звука. В хорошую погоду, днем, глядя в иллюминатор удавалось различать мелькающие под крылом географические карты и микроскопические букашки гигантских океанских лайнеров на ярко сияющем блюде океана. По ночам же он рассматривал блистающие гроздьями огней мегаполисы — они прикидывались космическими галактиками и весело подмигивали вслед пролетающему птеродактилю авиации.
Серебристая трубка аэроплана плотно набивалась табачной стружкой пассажиров и попыхивала предстартовыми вздохами турбин. В салоне было тесно и душно, баулы ручной клади не помещались под креслами, а тем более — в багажных отделениях над пассажирскими местами. Скалозубые стюардессы протискивались сквозь заторы, распихивая по местам мешки и мешочников.
Фил отметил про себя, что грудные дети начали орать еще до взлета и мысленно прикидывал: хватит их на все восемь часов или притомятся? Усевшийся рядом с ним старик-хасид немедленно уткнулся носом в книгу, а его внук весело вскрикивал в кресле за спиной, иногда проходясь своими штиблетами по позвоночнику не только деда, но и самого Филимона.
