— Это Эрнест.
Догадываюсь, что этим, по ее мнению, все сказано. Я бормочу:
— Так… Это Эрнест.
Поскольку я все еще ожидаю ответа, она старается объяснить более подробно:
— Понимаешь, как только Генри убрали, Эрнест принялся за Артура. А Артур совсем беззащитен.
— Как Генри.
— Да, вот именно. Как Генри, точно. Эрнест издевался над бедняжкой Артуром, поэтому я заперла его в ванной.
— Могла бы меня предупредить.
— Я не хотела тебя беспокоить…
Она не хотела беспокоить!
— Очень трогательно. Результаты налицо!
Она ужасно смущена, настоящая Джельсомина. Опустив глаза, она шепчет:
— Но я же не могла знать, что ты… ну… в раковину… Это не должно быть так уж серьезно. Дай посмотреть. Ох, но так нельзя оставлять, знаешь, это может воспалиться. Надо промыть спиртом. У тебя есть спирт?
— Да, есть. Ты видела, какие царапины? О-ля-ля…
Я наконец осмелился сам посмотреть. Впечатляюще. Три параллельные борозды, как будто сделанные бритвой, головокружительно глубокие. «До костей!» — как мы говорили в детстве, порезав палец. Но здесь нет костей, это научно доказано, я еще легко отделался, этот злодей мог бы мне совсем его ампутировать! Я говорю ей:
— Он мог мне его совсем ампутировать!
Она суетится, преисполненная чувством вины. Нашла спирт, вату- я даже не знал, что она у меня есть, — наклоняется над моим бедным кровоточащим членом, внимательная и заботливая, но ее плечи вздрагивают, она сдерживается, чтобы не фыркнуть, вот лицемерка, потом громко фыркает. Вместе с судорогой сумасшедшего смеха прямо на мои раны попадает тампон, пропитанный спиртом, и я подпрыгиваю до потолка. Она говорит:
— Немного щиплет.
И продолжает корчиться от хохота.
От жжения спирта у меня выступают слезы на глазах. Через эти толстые жидкие линзы я вижу, что она бог знает откуда вытащила маленький пластмассовый флакончик и, делая им "пш-пш", наносит на мои раны белый порошок. Между двумя всхлипами смеха ей удается принять ученый вид, чтобы сказать:
— Сульфамиды.
Затем она вскрывает пакет салфеток "клинекс", заворачивает мое несчастье в тройной слой салфеток и закрепляет их липкой лентой. Она любуется результатом своих трудов, весьма довольная собой. Остатки плохо сдерживаемого смеха блестят в ее глазах, прячутся в ямочках в уголках губ. Ямочки? Да это морщины. Она с видом доктора успокаивает меня:
— Ничего страшного. В этом месте, — она фыркает, — как на голове, раны быстро заживают.
Мне не удается настроиться на ее тон. Потому что чертовски жжет! Я говорю:
