Я слушаю ее и думаю обо всех этих охламонах во цвете лет, которые безуспешно ищут работу, любую работу, и для кого условия, которые ее так отталкивают, были бы просто райскими… Я только возражаю чуть более горячо, чем хотел бы:
— Если у вас много претензий, что же тогда сказать обо мне?
— Как, и вы тоже такой?
— Я тоже такой. Это не облегчает жизни.
— Но если не можешь по-другому?
— Ну да, конечно… Скажите, если вы работаете дома, вам, наверно, нужны для этого какие-то принадлежности. Как же вы обходились в вашем углу в трущобах?
Она смеется, подмигивает. Роется в своем рюкзаке под теплой одеждой, вытаскивает оттуда деревянный прямоугольный предмет величиной с две коробки сигарет, приставленных друг к другу.
— Принадлежности? Да вот они, мои принадлежности!
Она протягивает мне предмет. Я беру его. Это пенал. Один из тех школьных пеналов из букового дерева времен галош и черных плащей с капюшоном, которых уже давно не было в те времена, когда я учился читать. На выдвижной крышке с полукруглой выемкой для ногтя полустертый букет цветов, колокольчики, маргаритки и маки. У моего отца тоже был такой, только вместо цветов там были птички, снегири, я думаю, что это был его школьный пенал, он хранил его в выдвижном ящике ночного столика, а внутри лежали ручка с жеваным концом, жестяной циркуль, огрызок карандаша, остаток ластика и маленькая коробочка с перьями "сержан-мажор". Я припоминаю еще две картинки: носорог, африканское травоядное млекопитающее, и Лавуазье, великий французский ученый. Крышка плохо скользила, ее все время заедало. Я открываю ее пенал. Он тоже древний, крышка заедает, запросто можно сломать ноготь. Они, наверное, все такие. Внутри аккуратно разложены какие-то черные ручки, маленький флакончик китайской туши, еще один с белой замазкой для исправления ошибок и маленькая тряпочка для вытирания перьев. Она ждет выражения удивления. Я ее не разочаровываю и принимаю надлежащий вид. Она смеется:
— Вот так! Все мои принадлежности. Целый завод в комплексе.
Она берет одну из ручек, снимает колпачок. Вместо пера вставлена очень тонкая трубочка. Она объясняет:
— Это нормограф. С его помощью пишется очень ровно и нет необходимости все время обмакивать ручку в чернила.
Она вынимает из пенала еще одну крошечную ручку. Я радостно восклицаю:
— А я знаю, что это. Это чертежное перо, таким пользовались когда-то.
— Им все еще пользуются. Оно даже необходимо для разных шрифтов.
