– Любимый. Я вижу, ты расстроился. Ну ничего, бывает. Пойдем-ка в спальню, расслабимся.
О чем, о чем, а об этом Дима вообще думать не мог, но послушно поплелся за Адой.
Она легла на кровать.
– А я заказала разрисовать спальню одному известному художнику. Он, кстати, тоже русский. Только он вечно занят. Никак не договоримся. Мне кажется, будет очень романтично предаваться развлечениям среди какого-нибудь мистического леса. Что скажешь?
Диме роспись спальни была абсолютно по барабану. Все, что его сейчас занимало, – это то, что Ада унизила его.
– Наверное, будет симпатично, – ответил он, лишь бы что-то сказать.
Аду невероятно завела эта ситуация, ее переполняла энергия от того, что он полностью находится в ее власти и она может делать все, что ей заблагорассудится. Но после вялого секса Ада разозлилась еще больше, чем прежде. Она одевалась и резко выговаривала ему все, что думает, вне себя от гнева, половину слов произнося на итальянском, половину на английском. Он понял только, что ни на что не годен, даже на секс. И она очень, очень зла. Поэтому не хочет оставаться с ним, ей надо уехать и подождать, пока не успокоится, а ему придется побыть здесь одному и подумать над своим поведением.
– Надеюсь, что к моему возвращению ты напишешь нормальную статью и с этим, – она многозначительно посмотрела на его трусы, – у тебя все станет в порядке.
Потом он услышал, как завелась и уехала машина. За окном снова была глубокая ночь.
Дима раздраженно вздохнул.
– Да пошла ты в жопу! – крикнул он вслед звукам отъезжающей машины и швырнул туда же попавшимся под руку подсвечником, который стоял рядом на тумбочке. – Вздорная, самодовольная дура. Тупая итальянка. Да я вообще не понимаю, как у меня на тебя встает. Ты в зеркало на себя смотрела, обезьяна? А еще туда же, предъявлять претензии. – Он несколько раз глотнул из бутылки, закурил сигарету и попытался успокоиться, вглядываясь в кромешную темноту за окном. Ночь стояла темная, и не единой звезды не было на небе. Лишь вдалеке, ему показалось, он видит огоньки городка. Просматривались только очертания деревьев, которые росли близко к окну, их освещал свет комнатной лампы. Дима надел джинсы и сел на кровать. Было жарко. Раскрыл ноутбук и стал читать свою статью. Та по-прежнему казалась ему хорошей, хотя он уже отыскал в ней несколько недочетов. «Ну поправить их, и все. Но в общем и целом все прекрасно. Что же тут переделывать, я не понимаю». Он вспомнил о деревянной коробочке. Она была почти полная. Свернул самокрутку. Терпкий запах дыма поплыл по комнате. Он выкурил ее почти до конца, перемежая с глотками бренди. Комната поплыла перед ним как в тумане. На него внимательно смотрели глаза старухи с портрета. И он мог бы поклясться, что губы ее шевелились, пришлось встать и подойти поближе. Он не разбирал слов, но зато отчетливо услышал приглушенный смех. «Да она ведьма!» – пронеслось в голове. Стало невыносимо страшно. Он закрыл дверь. Про себя отметил, что остальные двери в доме остались открытыми, но найти в себе моральные силы выйти за пределы спальни он не мог. Закрыл плотно окно и решил снять портрет, поставить его лицом к стене, чтобы не видеть. Тот висел достаточно высоко, Дима смог ухватиться только за нижние края рамы. Взял маленький плюшевый пуфик, стоявший у комода. Пододвинул его, дотянулся до картины. Издевательский смех опять послышался ему, и он испугался, что костлявая рука бабки, лежащая на широкой юбке, схватит его за горло. И она схватила, он мог поклясться, что схватила его, смеясь и бормоча неразборчивые слова. Дима свалился с пуфа, и портрет упал на него сверху. Лицо Ады нависло над ним. «Да она ведьма, она ведьма, она…» И все растворилось в тумане.
