Русские использовали разные средства, чтобы осветить прифронтовую полосу. Они запускали в небо ракеты, сверкавшие, точно фейерверк. Так как невозможно было пускать ракеты каждые полминуты по всему сектору, они приняли более простую систему. Они выпускали две или три зажигательные пули в избу, пока та не загоралась. После этого деревня пылала до самого утра.
Эти факелы освещали теплые, приятные ночи. Чтобы передвигаться, нам приходилось медленно ползти вдоль изгородей, делая долгие остановки, пока пули свистели над головой или шлепались в грязь прямо у тебя под носом.
Наши солдаты дежурили на берегу Донца группами по два-три человека, примерно в сотне метров от горящих хат. Они постоянно подвергались угрозе внезапной атаки и временами были отрезаны от своих. Тогда я отправлялся от одного окопа к другому, чтобы приободрить их. Скользя по самому урезу воды, я внимательно вслушивался в звуки с другого берега. Часто я слышал тихие разговоры русских, находившихся буквально в 20 метрах от меня, но не подозревавших, что кто-то, распластавшись на песке, караулит их.
* * *
Однажды вечером на наш командный пункт прибыл капеллан, чтобы отслужить вечернюю мессу.
Это было прекрасно. Телефонисты, повара и посыльные пришли в восторг. Однако среди них не было никого, кто особо нуждался в утешении. Поэтому я предложил преподобному отцу проследовать за мной на передовую.
Он провел целую ночь, ползая на брюхе по вспаханным полям. Пули, которые свистели вокруг нас, подействовали на него просто ужасно. Он пытался закопаться в землю. Мне пришлось подползти к нему сзади:
«Капеллан, вы верите или не верите в небеса?»
«Да…»
«Тогда почему вы так беспокоитесь о возможности оказаться там?»
Прекрасный человек был вынужден подтвердить свою веру в райские кущи, но после этого он полз позади меня.
Ракеты танцевали у нас над головами. Пули поднимали фонтанчики грязи. Наконец мы прибыли в маленький окопчик наблюдателей. Я встал за пулемет, освободив товарищей, которые начали исповедоваться, собравшись кружком позади меня. Я попытался ничего не слышать, когда начались признания в смертных грехах. Затем мы отправились в другой окоп, где очередные немытые головы воспарили ввысь, накрытые белой епитрахилью, хотя в этот момент находились всего в паре десятков метров от безбожных большевиков.
Несчастный священник больше не мог ползти от усталости и нервного перевозбуждения. Мы уже посетили десять окопов. Примерно в 02.00 я потащил его обратно вверх по склону. Погода была прекрасной, и уже начала заниматься утренняя заря. Священник почистился, а потом вознес благодарность небесам: «Слава богу! Слава богу!» — повторял он усталым голосом.
